Том 5

— Крычииский, как и все наши татары, только по-русински и по-польски писать умел, — ответил маленький рыцарь, — да и Меллехович тоже, верно, в татарской грамоте не силен. Слушайте, любезные судари, и не перебивайте. «…и письмо передал, божьей милостью все будет хорошо, и ты желанной цели достигнешь. Мы здесь с Моравским, Александровичем, Тарасовским и Грохольским часто совещаемся и у других братьев в письмах совета спрашиваем, как поскорей исполнить то, что ты, дорогой, замыслил. А поскольку до нас дошел слух, будто ты занемог, посылаю человека, чтобы он тебя, дорогой, своими глазами увидел и принес нам утешительную весть. Тайну храни строжайше — упаси бог, раньше времени откроется. Да умножит господь твой род, да сравнит его численность с числом звезд на небе.

Крычинский».

Володыёвский кончил читать и обвел взглядом собравшихся, а так как все молчали, видимо, напряженно обдумывая содержание письма, сказал:

— Тарасовский, Моравский, Грохольский и Александрович — все бывшие татарские ротмистры и изменники.

— Равно как Потужинский, Творовский и Адурович, — добавил Снитко.

— Что скажете о письме, судари?

— Измена налицо, тут и думать нечего, — сказал Мушальский. — Ротмистры эти хотят наших татар на свою сторону переманить, вот и снюхались с Меллеховичем, а он согласился им помочь.

— Господи! Да это же periculum для гарнизона, — воскликнуло несколько голосов сразу. — Липеки душу за Меллеховича готовы продать; прикажи он — сегодня же ночью нас перережут.

— Подлейшая измена! — вскричал Дейма.

— И сам гетман этого Меллеховича сотником назначил! — вздохнул Мушкальский.

— Пан Снитко, — отозвался Заглоба, — что я тебе сказал, когда Меллеховича увидел? Говорил, это вероотступник и предатель? По глазам видно… Ха! Я его с первого взгляда раскусил. Меня не проведешь! Повтори, сударь, пан Снитко, мои слова, ничего не переиначивая. Сказал я, что он изменник?

Пан Снитко спрятал ноги под скамью и опустил голову.

— Проницательность вашей милости поистине достойна восхищения, хотя, по правде говоря, я не припомню, чтобы ваша милость его изменником назвал. Вы только, сударь, сказали, что он глядит волком.

— Ха! Стало быть, досточтимый сударь, ты утверждаешь, что пес изменник, а волк — нет, что волк не укусит руки, которая его гладит и кормит? Пес, значит, изменник? Может, твоя милость еще и Меллеховича под защиту возьмет, а нас всех объявит предателями?…

Посрамленный пан Снитко широко разинул рот, выпучил глаза и от изумления долго не мог произнести ни слова.

Между тем Мушальский, имевший привычку быстро принимать решения, сказал не задумываясь:

— Прежде всего надлежит возблагодарить господа за то, что позорный сговор раскрыт, а затем отрядить шестерых драгун — и пулю в лоб предателю!

— А потом другого сотника назначить, — добавил Ненашинец.

— Измена столь очевидна, что ошибки бояться нечего.

На что Володыёвский сказал:

— Сперва надобно Меллеховича допросить, а потом сообщить об этом сговоре гетману: как мне говорил пан Богуш из Зембиц, коронный маршал к литовским татарам питает большую слабость.

— Но ведь ваша милость, — сказал, обращаясь к пану Михалу, Мотовило, — имеет полное право сам над Меллеховичем суд вершить, он ведь к рыцарству никогда не принадлежал.

— Я свои права знаю, — ответил Володыёвский, — и в твоих, сударь, подсказках не нуждаюсь.

Тут другие закричали:

— Подать сюда сукиного сына, пусть нам ответит, изменник, вероломец!

Громкие возгласы разбудили Заглобу, который было задремал, что с ним последнее время часто случалось; быстро припомнив, о чем шла речь, он сказал:

— Да, пан Снитко, блеску от ущербного месяца в твоем гербе немного, но и умом ты не блещешь. Сказать, что пес, canis fidelis[78], изменник, а волк — нет! Ну, дражайший! Совсем, сударь-батюшка, сдурел!

Пан Снитко возвел очи к небу в знак того, что страдает безвинно, но промолчал, не желая раздражать старика пререканиями, а тут Володыёвский велел ему сходить за Меллеховичем, и он поспешил исполнить приказание, обрадовавшись возможности улизнуть.

Минуту спустя Снитко вернулся, ведя молодого татарина, который, видно, еще ничего не знал о поимке лазутчика и потому вошел смело. Красивое смуглое его лицо было очень бледно, но он совсем оправился и даже голову больше не обматывал платками, а носил, не снимая, красную бархатную тюбетейку.

Все так и впились в него глазами, он же, довольно низко поклонясь маленькому рыцарю, прочим кивнул весьма небрежно.

— Меллехович! — сказал Володыёвский, уставив на него свой пронзительный взор. — Ты знаешь полковника Крычинского?

По лицу Меллеховича промелькнула быстро грозная тень.

— Знаю! — ответил он.

— Читай! — сказал маленький рыцарь, подавая ему найденное при пленнике письмо.

— Приказывайте, я жду, — промолвил татарин, возвращая письмо.

— Как давно ты замыслил измену и каких имеешь в Хрептеве сообщников?

— Я обвинен в измене?

— Отвечай, а не задавай вопросы! — сурово сказал маленький рыцарь.

— Что ж, тогда мой respons[79] будет таков: измены я не замышлял, сообщников не имею, а если и имел, то таких, которых не вам судить.