Том 5

Завидев дымок, Бася сперва решила немедленно ехать туда и, найдя там хутор или шалаш, а может, всего-навсего костер, отогреться у огня, поесть. Но тут же она подумала, что в этой стороне предпочтительней было бы, пожалуй, встретиться с волчьей стаей, нежели с людьми; люди здесь были более дикие и жестокие, чем звери. Нет, лучше поскорей миновать это становище, сулящее только смерть.

На самом краю бора заприметила Бася стожок сена и, не раздумывая долго, остановилась покормить лошадей. Они жадно накинулись на еду, по уши погрузив головы в стог и вырывая оттуда большие пучки. Разумеется, лошадям очень мешали удила, но Бася не хотела их разнуздывать, справедливо рассудив: «Там, где дым, там, должно быть, и хутор, стог же означает, что в хуторе том лошади, стало быть, за мною могут пуститься в погоню».

У стога, однако, она провела без малого час, так что кони насытились, и сама она подкрепилась семечками. Тронувшись далее и миновав несколько верст, она вдруг увидела перед собою двух мужиков с вязанками хвороста на спине.

Один был человек не старый и не молодой, лицо, изрытое оспой, глаза раскосые — безобразный, страшный, с жестоким, звериным обличьем; другой, подросток, был слабоумный. Это сразу замечалось по его глуповатой ухмылке и неосмысленному взгляду.

При виде всадника и лошадей оба они побросали хворост на землю, порядком, как видно, струхнувши. Но встреча была столь неожиданной и стояли они так близко, что бежать им было уже невозможно.

— Богу слава! — молвила Бася.

— На вiки вiкiв.

— Как хутор называется?

— А чего ему называться. От, хата!

— А далеко ли до Могилева?

— Мы не знаем…

Тут старик стал пристально всматриваться в Басю. Одежда на ней была мужская, он принял ее за подростка, и страх на его лице мгновенно уступил место наглости и жестокости.

— А що ж ви такий молоденький, пан лицар?

— А тобi що?

— И сами едете? — проговорил мужик, делая шаг вперед.

— Войско за мною идет.

Тот остановился, оглядел большую поляну и сказал:

— Неправда. Никого нету.

И шагнул еще ближе; раскосые глаза мрачно сверкнули, сложив губы, он стал зазывно кричать перепелкой — очевидно, то был условный знак.

Все это показалось Басе столь зловещим, что она без колебаний уставила пистолет прямо ему в грудь.

— Молчи, не то убью!

Мужик замолк и тотчас же пал перед нею ниц. Слабоумный подросток последовал его примеру, но со страху еще и волком завыл. Быть может, когда-то он и ума решился с перепугу, ибо в вое его слышался неописуемый ужас.

Бася припустила коней и стрелой понеслась вперед. Хорошо еще, лес был голый и редкий. Вскорости засветлела еще одна поляна, узкая и очень длинная. Кони, подкрепившись у стога, набрались сил и мчались вихрем.

«Доберутся до дому, сядут на коней — и за мною, в погоню», — думала Бася.

Утешало ее лишь то, что кони шли резво да от места, где она встретила людей, до хутора весьма далеко было.

«Прежде, нежели они до хаты дойдут и коней выведут, я, если так гнать, на милю от них уйду, а то и на две».

Так оно и вышло. Но спустя несколько часов, когда Бася, убедившись, что никто ее не преследует, замедлила бег, сердце ее заполонил страх, слезы против воли навернулись на глаза, так была она подавлена.

Встреча эта воочию показала ей, что за люди живут в этих краях и чего можно от них ожидать. Правда, в том не было для нее неожиданности. Из собственного опыта и из хрептевских рассказов она знала, что былые мирные жители либо покинули пустынные эти места, либо война поглотила их; те же, кто остались здесь, жили в постоянном страхе перед войною, среди бесконечной усобицы и татарских набегов, во времена, когда человек человеку волк, без церкви, без веры, не видели ничего, кроме убийств и поджогов, не знали иного закона, кроме закона кулака, и потому лишились всех человеческих чувств и уподобились дикому лесному зверью. Бася отлично знала о том; однако же человек одинокий, заблудившийся в пустынном краю, угнетенный голодом и холодом, невольно ждет подмоги прежде всего от существ себе подобных. Так и она, завидев дым — признак жилья, невольно, следуя первому сердечному порыву, устремилась туда, чтобы именем Христовым приветствовать поселян и под их кровом приклонить усталую голову. Но жизнь предстала ей тотчас во всей своей жестокости, как злобный пес, и оттого сердце ее преисполнилось горечи, и слезы обиды, разочарования подступили к глазам.

«Неоткуда помощи ждать, единственно от бога, — думала она, — только бы никого больше не встретить».

А потом стала размышлять: с какой стати мужик подражал перепелке? Не иначе поблизости находились люди, и он вознамерился кликнуть их. Не в разбойничий ли стан она попала? Быть может, изгнанные из прибрежных яров разбойники укрылись в лесной глуши, где соседство бескрайних степей обеспечивало большую безопасность и при необходимости облегчало бегство?

«А что, если несколько их встретится, а то и более десятка? — раздумывала Бася. — Мушкет одного сразит, два пистолета — еще двух, сабля — ну пусть еще двух, а если их больше окажется, страшная смерть меня ожидает».