Том 5

Человек, замеченный ими, сидел, опираясь спиной о вишневое дерево, раскинув ноги, словно ему было очень удобно. На коленях он держал деревянную доску, а на ней были аккуратно разложены, точно товары у коробейника, всевозможные щепки и кусочки кирпича и камня. На нем была длинная серая одежда и широкая, потертая и выцветшая шляпа того же цвета, а с ее полей свисали три круглые раковины. Когда всадники приблизились, они увидели, что человек этот уже в летах, а глаза у него желтые и закатившиеся.

— Дорогие рыцари и джентльмены, — воскликнул он скрипучим голосом, — достойные христиане, неужели вы проедете мимо и бросите старика паломника на голодную смерть? Зрение мое отнято у меня песками Святой земли, и я вот уже двое суток не сделал и глотка вина, не съел и корки хлеба!

— Клянусь эфесом, отец, — сказал Эйлвард, пристально глядя на старика, — мне удивительно, почему стан у тебя такой полный и пояс так плотно стягивает тебя, если твоя пища была в самом деле столь скудной.

— Добрый незнакомец, — ответил паломник, — ты, сам того не желая, произнес слова, которые мне весьма горестно слышать. Однако я не буду порицать тебя, ибо ты не хотел опечалить меня или напомнить о том, что меня гнетет. Не подобает мне слишком хвалиться тем, что я перенес ради веры Христовой, и все же, раз ты уж заметил это, я должен сказать тебе, что полнота и округлость моего стана проистекают от водянки, которая у меня началась вследствие слишком поспешного путешествия из дома Пилата на Масличную гору.

— Видите, Эйлвард, — сказал Аллейн, покраснев, — пусть этот случай послужит вам предостережением; вы судите слишком неосновательно! Как вы могли нанести еще одну обиду святому человеку, который столько вытерпел и странствовал до священного гроба господа нашего Иисуса Христа?

— Пусть дьявол-искуситель отсечет мне палец! — воскликнул лучник, охваченный глубоким раскаянием; но и богомолец и Аллейн подняли руки, желая остановить его.

— Прощаю тебя от всего сердца, дорогой брат, — пропищал слепец. — Эти безумные слова горше для моего слуха, чем то, что ты сказал обо мне.

— Молчу, больше ни звука, — заявил Эйлвард, — но прошу тебя, прими этот франк и, умоляю, благослови меня.

— А вот еще один, — сказал Аллейн.

— И еще! — крикнул Джон.

Однако слепой паломник не хотел брать денег.

— Безрассудная, безрассудная гордыня! — воскликнул он, ударив себя в грудь большой загорелой рукой. — Безрассудная гордыня! Сколько же мне еще бичевать себя, пока я не вырву ее из сердца? Неужели никогда мне ее не одолеть? О, сильна, сильна плоть наша, и трудно подчинить ее духу! Я происхожу, друзья, из знатного рода и не могу заставить себя коснуться этих денег, даже если они спасут меня от могилы.

— Увы, отец, — сказал Аллейн, — чем же мы тогда поможем вам?

— Я сел здесь и жду смерти, — продолжал паломник. — Много лет носил я в своей котомке эти драгоценные предметы, которые, как вы видите, я разложил перед собой. Было бы грехом, думал я, допустить, чтобы они вместе со мной погибли. Поэтому я продам эти вещи первому достойному прохожему и получу за них достаточно денег, чтобы добраться до святого храма божьей матери Рокамадурской, где, надеюсь, и будут покоиться мои старые кости.

— А что же это за сокровища, отец? — спросил Джон. — Я вижу только старый, ржавый гвоздь, кусочки камня и щепки.

— Мой друг, — ответил старик, — даже всеми деньгами этой страны нельзя было бы заплатить истинную цену за эти предметы. Этот гвоздь, — продолжал он, снимая шляпу и возводя к небу слепые глаза, — один из тех, с помощью которых человечество обрело спасение. Я получил его вместе со щепкой от подлинного креста господня, из рук двадцать пятого потомка Иосифа Аримафейского, этот потомок до сих пор жив, он находится в Иерусалиме и здоров, хотя за последнее время его мучают нарывы. Да, можете перекреститься, и прошу вас, не дышите на гвоздь и не касайтесь его пальцами.

— А куски дерева и камня, святой отец?! — спросил Аллейн, затаив дыхание; он стоял перед драгоценными реликвиями, охваченный глубоким благоговением.

— Этот кусок дерева от подлинного креста, а этот — от Ноева ковчега, а вон тот — от дверей в храме мудрого царя Соломона. Этим камнем бросили в святого Стефана, а те два — от Вавилонской башни. Здесь есть также кусок жезла Ааронова и прядь волос пророка Елисея.

— Но, отец, — заметил Аллейн, — пророк Елисей был лыс, и по этой причине его оскорбляли злые дети.

— Волос у него, правда, было мало, — поспешно согласился паломник, — оттого-то эта реликвия и имеет особую ценность. Выберите любые из них, достойные джентльмены, и заплатите столько, сколько вам подскажет ваша совесть; ибо я не торговец и не обманщик, и я бы ни за что не расстался с ними, если бы не знал, что очень близка моя небесная награда.

— Эйлвард, — взволнованно заявил Аллейн, — второй раз в жизни такой счастливый случай едва ли представится. Я должен иметь этот гвоздь, и я отдам его аббату в Болье, чтобы все люди в Англии могли прийти поглядеть на него и помолиться.