— Пусть так, — говорил Шелтон, — но меня возмущает ханжеское утверждение, будто мы облагодетельствовали весь мир нашими методами насаждения так называемой цивилизации.
Майор задумчиво посмотрел на него.
— А вы уверены, что это лишь ханжеское утверждение?
Шелтон понял, что его довод находится под ударом. Ведь если мы и в самом деле так думаем, разве это ханжество? Но тем не менее он спросил:
— По какому праву мы считаем себя — незначительную часть населения земного шара — образцом для всех народов мира? Если это не ханжество, то чистейшая глупость.
— Но глупость-то, как видно, неплохая, коль скоро благодаря ей мы стали такой нацией, — ответил майор, не вынимая рук из карманов, а лишь движением головы подчеркивая искренность и правильность своих суждений.
Шелтон был ошеломлен. Кругом стоял несмолкаемый гул голосов; до него донеслись слова улыбающегося пророка: «Альтруизм, альтруизм!», — и что-то в его тоне словно говорило: «Надеюсь, я произвожу хорошее впечатление!»
Шелтон посмотрел на точеную голову майора, на его ясные глаза с расходящимися от них еле заметными морщинками, на традиционные усы и позавидовал твердости убеждений, скрытых под этим безупречным пробором.
— Я бы предпочел, чтобы мы были прежде всего людьми, а уж потом англичанами, — пробормотал Шелтон. — По-моему, эти наши убеждения — своего рода иллюзии, разделяемые всей нацией, а я терпеть не могу иллюзий.
— Ну, если на то пошло, — заявил майор, — весь мир живет иллюзиями. Возьмите историю, и вы увидите, как на всем своем протяжении она только и делала, что создавала иллюзии, не так ли?
Этого Шелтон не мог отрицать.
— В таком случае, — продолжал майор (который был явно человеком высокообразованным), — коль скоро вы признаете, что движение, труд, прогресс и все прочее существуют, собственно для того, чтобы создавать эти иллюзии, что они… м-м-м… так сказать, являются… м-м-м… продуктом! непрерывного совершенствования нашего мира (эти слова он произнес очень быстро, словно стыдился их), так почему же вы хотите их уничтожить?
На минуту Шелтон задумался, потом решительно скрестил руки на груди и ответил:
— Да, конечно, прошлое сделало нас такими, какие мы есть, и его нельзя уничтожить, но что вы скажете о будущем? Не пора ли впустить к нам струю свежего воздуха? Соборы великолепны, и всякий любит запах ладана, но если столетиями не проветривать помещение, можно себе представить, какая там будет атмосфера.
Майор улыбнулся.
— Следуя вашим же собственным утверждениям, — сказал он, — вы лишь создали бы себе новые иллюзии.
— Да, — подтвердил Шелтон, — но они по крайней мере соответствовали бы потребностям настоящего.
Зрачки у майора сузились: он явно считал, что разговор становится банальным.
— Не понимаю, какой смысл всячески принижать себя, — сказал он.
Шелтон подумал, что его могут счесть фантазером, но все же сказал:
— Нужно полагаться на свой разум; я, например, никогда не могу заставить себя поверить в то, во что я не верю.
Минутой позже, крепко пожав руку Шелтона, майор простился с ним, и Шелтон долго следил, как он, пропуская жену вперед, пробирался к выходу.
— Дик, разрешите вас познакомить с мистером Уилфридом Керли, послышался сзади голос хозяйки, и молодой человек с выпуклым лбом и свежим! румянцем на щеках застенчиво пожал ему руку и пролепетал, робея:
— Очень рад. Как вы поживаете?.. Я? Да, благодарю вас, превосходно!
Теперь Шелтон вспомнил, что обратил внимание на этого молодого человека, как только вошел в комнату, — тот стоял в уголке и улыбался собственным мыслям. В нем было что-то необычное: казалось, он влюблен в жизнь, казалось, считает ее каким-то живым существом, которому можно задавать бесконечные вопросы — вопросы интересные, остроумные, самые волнующие. Он производил впечатление человека робкого, учтивого, с независимыми взглядами и, несомненно, тоже был англичанином.
— Вы умеете спорить? — спросил Шелтон, не зная, с чего начать разговор.
Молодой человек покраснел, улыбнулся, отбросил волосы со лба.
— Да… нет… право, не знаю, — ответил он. — Мне кажется, у меня голова недостаточно быстро работает, чтобы участвовать в споре. Вы ведь знаете, какую огромную работу проделывает каждая мозговая клетка. Это страшно интересно.
И, согнувшись под прямым углом, он вытянул ладонь и стал пояснять Шелтону свою мысль.
Шелтон смотрел на руку молодого человека, на выражение его лица, когда он хмурил брови или слегка ударял себя по лбу, подыскивая нужные слова, и все это было крайне интересно. Внезапно молодой человек прервал свои рассуждения и взглянул на часы.
— Мне, кажется, пора, — проговорил он, весь залившись краской. — Я должен быть в «Берлоге» не позже одиннадцати.
— Мне тоже нужно идти, — сказал Шелтон.
И, попрощавшись с хозяйкой дома, они пошли за своими шляпами и пальто.
ГЛАВА XIV
В ВЕЧЕРНЕМ КЛУБЕ
— Могу я полюбопытствовать, что такое «Берлога»? — спросил Шелтон молодого человека, когда они вышли на улицу, где дул холодный ветер.