Том 5

Дони теперь ночевал на вилле. Глубокой ночью он проснулся от яркого света. Над ним стояла Кристиан, лицо ее было бледным и искаженным от ужаса, волосы темными волнами падали на плечи.

— Спасите его! Спасите! — кричала она. — Быстрей! У него кровотечение!

Он увидел, как она закрыла лицо белыми рукавами, и, выхватив у нее свечу, вскочил с постели и бросился к больному.

Снова произошло внутреннее кровоизлияние, и Николас Трефри был на волосок от смерти. Когда кровоизлияние прекратилось, он впал в забытье. Часам к шести он пришел в сознание; по глазам его было видно, что его что-то томит. Наконец, он поманил Кристиан.

— Я проиграл, Крис, — прошептал он. — Дай ему знать, я хочу его видеть.

Голос его немного окреп.

— Я думал, что смогу продержаться… и вот конец. Он чуть приподнял и бессильно уронил руку. Когда немного погодя ему сказали, что Гарцу послана телеграмма, в глазах его появилось удовлетворение.

Герр Пауль сошел вниз в полном неведении о событиях ночи. Он остановился перед барометром и постучал по нему, сказав мисс Нейлор:

— Барометр падает, погода будет прохладная… ему станет еще лучше.

Когда он увидел ее искаженное жалостью и тревогой смуглое лицо и услышал, что жить мистеру Трефри осталось считанные часы, герр Пауль сначала побагровел, потом побледнел и сел, потому что его всего трясло.

— Не могу поверить! — почти сердито воскликнул он. — Еще вчера он чувствовал себя очень хорошо! Не могу поверить! Бедняга Николас! Еще вчера он разговаривал со мной!

Он сжал руку мисс Нейлор,

— Ах! — закричал он, вдруг отпустив руку мисс Нейлор и ударив себя по лбу. — Как это ужасно! Еще вчера он говорил со мной о хересе. Но неужели никто не может помочь ему?

— Только бог, — тихо ответила мисс Нейлор.

— Бог? — переспросил испуганно герр Пауль.

— Нам… остается… только… молиться всевышнему, — пробормотала мисс Нейлор; щеки ее пошли пятнами. — Я хочу помолиться… сейчас же.

Герр Пауль взял ее руку и поцеловал.

— Вы будете молиться? — сказал он. — Хорошо! Я тоже.

Он прошел к себе в кабинет, осторожно закрыл за собой дверь и зачем-то подпер ее спиной. Фу! Смерть! Она ждет всех! Когда-нибудь придет и его очередь. Она может прийти завтра! Надо молиться!

День тащился к концу. В небе собирались тучи, они громоздились друг на друга, заволакивали солнце — мягкие, бледно-серые, будто перышки на груди у голубя. К вечеру время от времени стали ощущаться легкие толчки, словно отголоски далекого землетрясения.

В ту ночь никто не ложился. Но и наутро ничего не изменилось. «Больной без сознания, ему осталось жить всего несколько часов», — сообщил Донн. Только раз он пришел в сознание и спросил о Гарце. От Гарца пришла телеграмма, он был в пути. Часам к семи вечера долгожданная гроза расколола чернильное небо. Словно невидимая рука проливала бокалы светлого вина на долины и горные хребты и размахивала лезвием молнии над деревьями, крышами, шпилями, горными вершинами, вонзая его в самый небосвод, который отвечал на каждый удар громовым раскатом. Над самой верандой Грета увидела светлячка, которого можно было принять за осколок упавшей молнии. Вскоре все закрыл ливень. Порой сноп света вырывал из тьмы массивные горные вершины, как бы нависавшие над домом, но и они затем исчезали за стеной дождя и трепещущих листьев. Каждый вздох, исторгнутый грозой, был как звон тысячи литавр, но мистер Трефри в своей комнате не слышал ее неистовства.

Грета незаметно прокралась в комнату больного, уселась в уголке со Скрафом на руках и стала его тихонько покачивать. Когда мимо проходила Кристиан, она поймала ее за юбку и прошептала:

— Сегодня твой день рождения, Крис!

Мистер Трефри шевельнулся.

— Что это? Гром? Стало прохладней. Где я? Крис!

Дони сделал знак Кристиан встать на его место.

— Крис! — сказал мистер Трефри. — Теперь уже скоро.

Она склонилась над ним, и ее слезы закапали ему на лоб.

— Простите меня! — шептала она. — Любите меня, как прежде!

Он дотронулся пальцем до ее щеки.

Больше часа он ничего не говорил, только раза два застонал и слегка сжал ей руку. Гроза прошла, но где-то очень далеко еще рокотал гром.

Глаза его открылись еще раз, взгляд их остановился на Кристиан, а потом ушел в небытие, в пропасть, отделяющую юность от старости, убеждение от убеждения, жизнь от смерти.

У кровати, закрыв лицо руками, стоял Дони; позади него на коленях Доминик, воздев руки к небу; в тишине слышалось ровное дыхание уснувшей Греты.

XXIX

Однажды в марте, более чем через три года после смерти мистера Трефри, у окна мастерской на Сент-Джонс-Вуд сидела Кристиан. Небо было покрыто пушистыми облаками, между которыми проглядывали кусочки голубого неба. Время от времени светлый дождичек окроплял деревья, которые каждой веткой тянулись вверх, словно ожидая, когда их уберут молодой листвой. Кристиан казалось, что почки набухают на глазах. На ветках собралось бесчисленное множество пронзительно чирикавших воробьев. В дальнем углу комнаты работал над картиной Гарц.