Том 5

«Неужели она действительно не понимает всей нелепости нашей жизни, подумал Шелтон, — когда один обедает на золоте, а другой отыскивает себе обед в помойной яме; когда супруги продолжают жить вместе, несмотря на полнейший разлад, — pour encourager les autres [73]; когда люди исповедуют христианскую мораль и в то же время требуют признания только своих прав; когда презирают иностранцев только за то, что они иностранцы; когда возможны войны, когда… да возьмем любую нелепость, любую дикость!»

И все же он по справедливости был вынужден признать, что это вполне естественно, поскольку миссис Деннант всю жизнь только и делала, что старалась не замечать нелепости окружающего ее мира.

В эту минуту в дверях показалась улыбающаяся Антония. Она сияла молодостью и весельем, но вид у нее был слегка обиженный, словно она знала, что говорили о ней. Антония села рядом с Шелтоном и принялась его расспрашивать о молодом иностранце, про которого он ей писал; и, глядя в ее глаза, он подумал, что она тоже, возможно, не понимает, как это нелепо, когда один человек покровительствует другому.

— А я думаю, что на самом деле он хороший человек, — сказала она. По-моему, все то, о чем он вам рассказывал, было лишь…

— Хороший! — настороженно перебил Шелтон. — Я не вполне понимаю, что значит это слово.

Глаза ее затуманились: «Ну, как вы можете говорить так, Дик?» казалось, спрашивали они. Шелтон погладил ее по рукаву.

— Расскажите нам о мистере Крокере, — попросила она, не обращая внимания на его ласку.

— Он помешанный, — сказал Шелтон.

— Помешанный? Но, судя по вашим письмам, он просто прелесть.

— Так оно я есть, — устыдившись, подтвердил Шелтон. — Он, конечно, вовсе не сумасшедший, то есть я хочу сказать, что я хотел бы быть хоть наполовину таким сумасшедшим, как он.

— Кто это сумасшедший? — раздался из-за самовара голос миссис Деннант. — Том Крокер? Ах, да! Я ведь знавала его мать, она урожденная Спринджер.

— А он дошел за неделю до Лондона? — спросила Тея, появляясь на пороге с котенком на руках.

— Право, не знаю, — принужден был сознаться Шелтон.

Тея тряхнула головой, отбрасывая волосы со лба.

— Какой же вы тюлень, что не разузнали, — сказала она.

Антония нахмурилась.

— Вы были так добры к этому молодому иностранцу, Дик, — тихо сказала она и, улыбаясь, посмотрела на Шелтона. — Мне очень хотелось бы его увидеть.

Но Шелтон покачал головой.

— А мне кажется, — угрюмо заметил он, — что я сделал для него невероятно мало.

По лицу Антонии вновь пробежала тень, словно ей стало холодно от его слов.

— Право, не пойму, что еще вы могли бы для него сделать? — сказала она.

Сердце Шелтона ныло, словно опаленное огнем: желание проникнуть в душевный мир Антонии, смутный страх и смутная боль, ощущение бесплодности всех его усилий владели им, а впереди — ничего, тупик.

ГЛАВА XXI АНГЛИЧАНЕ

Шелтон уже возвращался в Оксфорд, когда встретил мистера Деннанта, ехавшего с прогулки верхом. У отца Антонии, худощавого человека среднего роста, было болезненно-бледное лицо, редкие седые усы, иронически приподнятые брови, а вокруг глаз сеть мелких морщинок. Старая серая куртка со складкой на спине, темные плисовые бриджи, поношенные красновато-коричневые краги и тщательно начищенные штиблеты придавали ему вид несколько обтрепанный, однако не лишенный известного благородства.

— А, Шелтон! — приветливо сказал он своим спокойным голосом. Наконец-то наш пилигрим снова с нами. Вы что, уже уходите?

И, взяв Шелтона под руку, он вызвался проводить его полями до большой дороги.

Они еще ни разу не встречались после помолвки, и Шелтон, волнуясь, старался придумать, что бы такое сказать, хотя бы и самое банальное. Он расправил плечи, откашлялся и искоса посмотрел на мистера Деннанта. Сей джентльмен чопорно шагал рядом; его плисовые бриджи слегка шуршали при ходьбе. Он помахивал желтой складной тросточкой и время от времени ударял ею по крагам, а потом всякий раз насмешливо поглядывал на свои ноги. Он сам был похож на эту тросточку: такой же желтый, тонкий, словно весь складной, с крючковатым носом, так напоминающим ручку его трости.

— Говорят, в этом году будет неурожай фруктов и ягод, — заметил наконец Шелтон.

— Милый мой, вы, видно, не знаете, что за народ эти фермеры. Надо бы повесить несколько человек — огромная была бы польза! Ну и люди! Вот у меня, например, ведь уродилась же клубника.

— Я полагаю, что в нашем климате человек не может не ворчать, — сказал Шелтон, обрадовавшись, что можно еще немного отдалить страшную минуту.

— Совершенно верно, совершенно верно! Взять хотя бы нас, злополучных землевладельцев: я был бы несчастнейшим человеком, если б не мог иной раз поругать фермеров. Скажите, вы когда-нибудь видели лучший выгон? А они еще хотят, чтобы я сбавил им арендную плату!

Мистер Деннант иронически посмотрел вокруг, на минуту задержался взглядом на Шелтоне, потом снова уставился в землю, словно увидел на его лице нечто такое, что серьезно обеспокоило его. Наступило молчание.

«Пора!» — подумал Шелтон.

Мистер Деннант по-прежнему не отрывал взора от своих штиблет.