Том 4. Торжество смерти. Новеллы

Но, когда она услышала на лестнице шаги Камиллы, то от слабости могла лишь слегка приподняться и быстро провела рукой по смятому платью, она нашлась, сказав сестре, что внезапно почувствовала головокружение и упала посреди комнаты.

Темнело. Близость Адриатического моря навевала голубую свежесть июньского вечера. Площадь оглашалась смехом. Все здание дрожало от пения субботней радости.

— Кума Камилла, кума Орсола, идите сюда! — кричала Теодора Иече с площадки второго этажа.

Не говоря ни слова, ни о чем не думая, Орсола последовала за сестрой. Страшная усталость, какое-то отупение овладело ею. Теодора оглушила их своей болтовней и сплетнями.

— Знаете, кума, дочь Рашели Катэна вышла замуж.

— А!..

— Знаете, этот взяточник Джиованнино Сперанцо, тот рыжий хозяин пескарского трактира, скончался.

— А!..

— Знаете, кума, Кеккина Мадригале опять сбежала в Франкавиллу. Вы знаете ее: эта толстушка из дома Глория, черная, с птичьим носом… та самая…

Теодора пошла рядом с Орсолой. Камилла шла немного позади них, опустив голову и стараясь не обращать внимания на грехи болтливости, которые совершал по отношению к ближним язык ткачихи. Все горожане вышли подышать свежим воздухом, мимо них шли группы женщин в парусиновых платьях, с руками, оголенными до локтей.

— Смотрите, кума, какая оборка у Грациэллы Потавинья! Смотрите, спереди и сзади Розы Сазетты шествует по сержанту… Ах, вы не знаете!..

И она начала лепетать над самым ухом соседки, рассказывая ей какую-то любовную историю, полную пикантных подробностей. Чтобы забыться, Орсола погрузилась в сферу сплетен, вся превратившись в слух, не давая самой себе времени опомниться, задавая тысячи вопросов, заставляя Теодору сплетничать, боясь молчания и сопровождая болтовню спутницы истерическим смехом. Ей доставляло какое-то горькое наслаждение узнавать о пороках других людей.

— Ого! Вот и дон Паоло!

Навстречу им шел своей спокойной походкой дон Паоло Сеччио, восьмидесятилетний старик, сморщенный и зеленый, как можжевельник.

— Идите с нами, дон Паоло! Пойдемте гулять!

Около дверей всех мясных лавок, по обе стороны улицы, висели свежие туши, из их распоротых брюх исходил острый запах мяса и ударял в нос. Чуть пониже белели длинные ряды макарон при свете луны, которая выглядывала из-за казарменной башни. Солдаты толпились вокруг продавщиц фруктов и громко разговаривали.

— Идемте в Бандиеру, — предложила Теодора, пропуская вперед дона Паоло и Камиллу.

Как одурманенная, двигалась Орсола среди всего этого шума и этих острых запахов. Наконец, какой-то смутный страх начинал сковывать ее душу, рот судорожно сжимался среди смеха и разговоров, что-то мешало двигаться языку. К тому же ее беспокоила легкая физическая боль и напоминала ей о том, что произошло. Ей более не удавалось уйти от самой себя: голос замирал, не успевая пробиться сквозь зубы, тоска сжимала ей горло, представление о страшном и непоправимом грехе вставало перед нею. Лишь теперь она почувствовала, что умирает от усталости, не может не только двигаться, но и держаться на ногах, и оживление улицы безжалостно терзало ее.

— Конечно, кума, этот косоглазый муж не догадывается решительно ни о чем, — продолжала злословить Теодора.

Они шли через Бандиеру. Реку пересекал понтонный мост. На левом берегу виднелась озаренная луной мрачная и тяжелая громада бастиона. Старые железные пушки, жерла которых упирались в землю, вытянулись в длинный ряд, на пристани целыми кучами лежали огромные якоря. На палубах и на берегу под шатрами ужинали и курили матросы, кроваво-красное освещение шатров составляло красивый контраст с белым светом луны. Вокруг судов медленно растекались по воде широкие пятна, как будто образовавшиеся от растопленного сала.

— Велел позвать дона Нерео Мемму, вообразите себе! — неумолимо продолжала Теодора.

— Кто говорит о докторе Дулькамара? — вдруг спросил Паоло, до слуха которого донеслось это имя, и засмеялся во весь рот, еще полный ослепительно белых зубов.

Орсола ничего не слыхала, она была бледна, как лик луны. Сначала весь этот мирный свет, величественно струящийся с неба на реку, и все эти свежие запахи моря приносили ей облегчение, так как эта дивная картина пробуждала в глубине ее души желанные образы любви и вызывала умиление чарующим светом луны. Но вдруг она услышала смутный гул, среди которого выделялось биение сердца, этот глухой шум, казалось, в один миг залил весь воздух. Почва заколебалась под ногами. У нее закружилась голова, границы воды и неба смешались, река хлынула на улицу, крутом вода, вода, вода… Потом вдруг вспыхнула огненная стрела, превратившаяся в блуждающие огоньки, они разрывались, снова сплетались, отдалялись, углублялись и, извиваясь, исчезали во мраке. Среди этого светового круга то появлялась, то исчезала фигура Марчелло с необычайной быстротой и изменчивостью сна. Наконец головокружение прекратилось. Орсола опять увидала отражение луны в спокойной реке, она продолжала идти, одурманенная, ослабевшая, близкая к обмороку.