Том 4. Торжество смерти. Новеллы

Среди безоблачного неба медленно всплывала луна, предшествуемая снопом света, постепенно рассеивающегося в вышине. Все звуки замирали среди этого безмятежного света, заливавшего окрестность.

Внезапно наступившая тишина казалась почти сверхъестественной полному непонятных ужасов разгоряченному воображению Джорджио.

— Приостановись на минутку, — сказал он Ипполите и стал прислушиваться.

— К чему ты прислушиваешься?

— Мне показалось…

И оба оглянулись по направлению к полянке, скрытой оливковой рощей. Но слышался лишь ровный, убаюкивающий плеск волн о берега маленькой бухты. Над головами их пролетел сверчок с стрекотаньем, похожим на скрип алмаза, режущего стекло.

— А тебе не кажется, что ребенок умер? — спросил Джорджио с нескрываемым волнением. — Он как-то вдруг затих.

— Да, правда! — сказала Ипполита. — Так ты думаешь, что он умер?

Джорджио промолчал на это. Они снова шли среди серебристых олив.

— А ты вгляделась в мать? — спросил он после некоторой паузы, преследуемый зловещим призраком.

— Боже мой! Боже мой!

— А в эту старуху, что дотронулась до твоей руки… Какой голос! Какие глаза!

В речах его слышался смутный, непреодолимый ужас, как будто зрелище явилось для него страшным откровением, как будто оно внезапно, поставив его лицом к лицу с таинственной, жестокой жизнью, оставило в душе его неизгладимый, мучительный след.

— Знаешь, когда я вошел в хижину, то увидел на полу за дверью какую-то падаль… наполовину уже сгнившую… Я задыхался…

— Да что ты говоришь?

— По всей вероятности, это была дохлая кошка или собака. Я не разглядел… Плохо было видно.

— А ты уверен?

— Да, да, несомненно там была какая-то падаль… Этот смрад…

При одном воспоминании дрожь пробежала по всему его телу.

— Но зачем же? — сказала Ипполита, зараженная его ужасом и отвращением.

Собака залаяла, возвещая об их возвращении. Они вошли. Кандия дожидалась их, и стол уже был накрыт под дубом.

— Как ты запоздала, синьора! — вскричала хозяйка с приветливой улыбкой. — Где ты была? Что дашь, если я угадаю?.. Ну, вот! Ты ходила смотреть на ребенка Либераты Манелла… Христос, сохрани нас от лукавого!

Джорджио и Ипполита уселись за стол, а Кандия, сгорая от любопытства, подошла к ним, чтобы поговорить и расспросить их.

— Ты его видела, синьора? Вот не поправляется, не выздоравливает. А уж чего только отец с матерью не делали, чтобы спасти его.

Чего они только не делали! Кандия принялась рассказывать о всех предпринятых ими мерах и заклинаниях. Призванный в дом священник, покрыв голову ребенка полой рясы, читал над ним евангелие. Мать ребенка повесила на притолоке входной двери восковой крестик, освященный в день Вознесения, скрепила святой водой петли ставен и три раза громко прочла при этом Символ Веры, она зашила в ладанку соль и повесила ее на шею умирающего сына. Отец ребенка семь ночей «провел на страже»: семь ночей простоял он перед зажженным фонарем с накинутым на него горшком, прислушиваясь к малейшему звуку, подстерегая появление вампиров и готовясь напасть на них.

Одного укола булавки достаточно, чтобы вампир сделался видным для человеческого глаза. Но семь ночей бодрствования не привели ни к чему! Ребенок худел и истощался с каждым часом, все средства оказывались безрезультатными. Наконец, по совету одной колдуньи, отчаявшийся отец убил собаку и положил труп ее за дверь. Прежде чем войти в дом, вампир должен был пересчитать все шерстинки на теле убитого животного…

— Ты слышишь? — сказал Джорджио Ипполите.

Он не притрагивался к еде, мучимый состраданием, полный ужаса перед видениями этой ужасной, темной жизни, среди которой протекала их собственная — праздная и чувственная.

— Иисусе, спаси нас от лукавого! — повторила Кандия и с благоговением коснулась ладонью своего живота, где трепетала зарождающаяся жизнь. — Спаси Господи, твоих деток, синьора!

Потом добавила:

— Ты ничего не кушаешь сегодня. Аппетит пропал. Тебе жаль невинной души ребенка. И синьор твой ни до чего не дотрагивается. Смотри-ка!

— А много детей умирает у вас таким образом, — спросила Ипполита.

— О! — отвечала Кандия. — Место у нас недоброе. Нечистая сила так и кишит здесь. Ни днем, ни ночью не знаешь покоя. Иисусе, спаси нас от лукавого!

Повторив заклинание, она указала на одно блюдо на столе и сказала:

— Вот видишь эту рыбу? Она из Трабокко, Туркино принес…

И шепотом она добавила:

— Разве уж сказать тебе? В доме Туркино также завелась нечистая сила, вот уже целый год он не может от нее отделаться.

— Кто это Туркино? — спросил Джорджио, ловя каждое слово из уст женщины, всецело погружаясь в таинственную область, открываемую ей. — Это не хозяин Трабокко?

Ему вспомнилось его землистое лицо с короткой нижней челюстью, величиной с кулачок, с острым носом, похожим на мордочку щуки, с маленькими блестящими глазками.

— Да, синьор. Вон посмотри, если у тебя хорошее зрение, то ты разглядишь его. Сегодня ночью он ловит рыбу при луне.