Коромыслов.Очень возможно, что вы и правы. Я плохой человек. И в этом смысле ваш упрек я принимаю полностью.
Екатерина Ивановна.Послушайте, если вы не любите меня, то зачем же?.. Вы шутите? Не пугай меня, Павел, ты шутишь?
Коромыслов.Нет, дорогая, не шучу. У меня есть дурное правило: никогда не отказываться от женщины, которая сама идет ко мне в руки. Плохое правило, что и говорить, но ведь я и не выдаю себя за святого. Плохо, плохо, что и говорить.
Екатерина Ивановна.Но почему же теперь так?.. или теперь у нас новые правила?
Коромыслов.Потому что не хочу! Потому, наконец, что все это стало слишком гнусно и… Кто знает? Обманывая, часто сам обманываешься, и, в конце концов, я никогда не знаю: меня ли обманули, я ли обманул. Да и не все ли равно?
Екатерина Ивановна.Вот вы какой… нехороший. Послушайте, Павел Алексеевич, вы очень испугались, когда я хотела броситься в это окно?
Коромыслов.Нет, не очень. Мы — живописцы по женской части и врачи по женским болезням — составляем две вредные в государстве группы, то есть вредные для женщины. Не то мы женщин слишком хорошо знаем, не то ничего не знаем…
Екатерина Ивановна.Вы влюблены в Лизу.
Коромыслов.Вздор, милейшая! И вообще я не советовал бы вам совсем говорить о сестре.
Екатерина Ивановна.Вы шутите?
Коромыслов.Екатерина Ивановна, а почему уехал от вас Алексей?
Екатерина Ивановна.…Не знаю.
Коромыслов.Вы лжете, дорогая.
Екатерина Ивановна.Нет, не лгу. Откуда я могу знать, почему Алеша уехал, — может быть, ему надо заниматься. И почему вы меня об этом спрашиваете? — спросите лучше Лизу!
Коромыслов.Вы лжете, Екатерина Ивановна, послушайте меня… Я — много в жизни видавший человек, но и мне порой… жутко смотреть на вас. Что делается с вами, я ума не могу приложить, смотрю и теряюсь. Конечно, я не требую от вас полной откровенности, но, дорогая! — попробуйте, просто попробуйте поговорить со мной. Я не муж, со мной можно все говорить.
Екатерина Ивановна.Нет, вы шутите? Со мной ничего не делается.
Коромыслов.Это ужасно!
Екатерина Ивановна.Павел, пойди сюда. Ты сегодня ни разу не поцеловал меня.
Павел!.. Так-то вы относитесь к вашим гостям, Павел Алексеевич!
Коромыслов.Это ужасно! Екатерина Ивановна, почему вы не выгоните Ментикова?
Екатерина Ивановна.Какие глупости — за что? Он очень милый и услужливый, и он постоянно нужен Георгию, он исполняет его поручения. Павел… Ты ревнуешь, Павел?
Коромыслов.Это ужасно!
Екатерина Ивановна.Ну, хорошо, я скажу тебе… Можно подойти к тебе? — мне трудно говорить, когда ты так далеко.
Коромыслов.Подойди.
Ну?
Екатерина Ивановна.Послушай меня, Павел, я тебе скажу… Ты серьезно это говорил? — скажи!
Коромыслов.Да, да!
Екатерина Ивановна.Ах, не надо, не сердись, я скажу… Павел, может быть, мне лучше умереть?
Коромыслов.Ты мучаешься?
Екатерина Ивановна.Нет.
Коромыслов.Ну, тебе больно? — и что же ты, наконец, чувствуешь, скажи! Ну, хоть иногда, в минуты просветления, ты видишь, во что ты превращаешься?
Это ничтожество, Ментиков, которого я, в конце концов, выгоню, потому что он крадет мои рисунки, я… теперь, кажется, Алексей, может быть, еще кто-нибудь… Почему уехал Алексей?
Екатерина Ивановна.Не знаю. Больше никого не было.
Коромыслов.Это правда?
Екатерина Ивановна.Нет, правда. Больше никого не было.
Коромыслов.Это ужасно, Катя! К несчастью, я художник, на всю жизнь испорченный человек, и минутами я — как бы тебе это сказать? — даже с некоторым интересом, удовольствием вижу, как выявляется в тебе это новое и… И мне хочется раздеть тебя — нет, нет!.. и писать с тебя вакханку, Мессалину, и вообще черт знает кого. Боже мой, какая это темная сила — человек! Не знаю, чувствуешь ли ты это сама или нет, но от тебя исходит какой-то дьявольский соблазн, и в твоих глазах… минутами, конечно…
Екатерина Ивановна.Чувствую.