Все время следи за мной. Следи за моими ушами — если я услышу что-нибудь, они дернутся — я серьезно говорю. Если я остановлюсь, ты останавливайся тоже. Следи за моими руками. Если я делаю что-то, ты повторяешь это в точности, повторяешь быстро, но вдумчиво и не торопясь. Если что-то случится, не приближайся ко мне, даже если, по-твоему, ты сможешь сделать это бесшумно. Что бы ни случилось, молчи, не говори мне ни слова. Если в нас начнут стрелять, в ответ стреляй только тогда, когда будешь точно уверен в том, что тебя заметили. Выжидай — может быть, они пройдут мимо. Если они пойдут ко мне, но все еще не будут видеть тебя, не стреляй: разобраться с ними — это мое дело. Даже не пытайся ввязываться.
Глаза Ньюфстеда угрожающе блеснули, и Майкл понял, что возражать или спорить сейчас нечего даже и думать.
— Ладно, — наконец бросил Ньюфстед. — Ну что, все запомнил?
— Думаю, да.
Ньюфстед провел языком под верхней губой.
— Ладно, пошли…
Он забрал у Майкла свое ружье и первым двинулся между деревьями вглубь леса, лавируя между стволами с женственной грацией, огибая ветви и купы кустарников почти впритирку, но не прикасаясь к ним, совершая почти балетные па и не ставя на землю ступню полностью. Изо всех сил стараясь выполнять полученные указания, Майкл шел за Ньюфстедом следом. Поначалу все его усилия были бесполезны — по сравнению с землянином он был страшно неловок и неуклюж. Настойчивые волны озноба сотрясали теперь его тело с регулярностью морского прибоя и весьма охлаждали его оптимизм, но, несмотря на лихорадку, происходящее доходило до его сознания достаточно отчетливо, чтобы нанести изрядный урон его самолюбию. Он не сомневался в том, что со своими неловкими потугами копировать Ньюфстеда он смешон для стороннего наблюдателя. Циркового медведя, вперевалку шествующего вокруг арены за дрессировщицей, — вот кого он, скорее всего, напоминал. Однако он был настойчив, и через несколько десятков минут чувство неловкости покинуло его. Он был уверен, что в нем хватит упорства и он добьется своего, и пускай не скоро, но займет надлежащее место в армии Освобождения Земли. Нужно попробовать себя под огнем, пронеслось у него в голове.
Через два часа они добрались до радующего глаз аккуратного бора, где земля между соснами была плотно присыпана одеялом из скользких игл. Здесь почти перестали попадаться кусты, и единственным укрытием для них стали сосновые стволы, редкие и совершенно голые — ветви начинались в нескольких ярдах над головой. Майкл, не отрывающий глаз от спины Ньюфстеда, шагающего в двадцати футах впереди, заметил, что тот начал ступать особенно осторожно и делать словно бы паузы между шагами. Землянин определенно нервничал, поводил старым исцарапанным ружьем пришельцев из стороны в сторону и странно, по-змеиному изгибался верхней половиной тела, посматривая на сумрачные стволы вокруг прищуренными глазами.
Он слушает тишину, вдруг сообразил Майкл. Откуда-то издалека, из-за приземистого лесистого холмика впереди донеслось приглушенное раттатата! — и Майкл понял, что там идет бой. Однако вокруг них, и справа, и слева, и спереди, и сзади, царила абсолютная, полная тишина.
Взметнувшаяся вверх рука Ньюфстеда, обращенная ладонью назад, вне всякого сомнения, была сигналом к остановке. Постояв немного, землянин снова двинулся вперед, велев Майклу пока оставаться на месте.
Звук выстрела нельзя было спутать ни с чем — стреляли из автомата с дистанции не более пятидесяти футов. Это был глухой и тупой гром, выплеск почти первобытной враждебности и насилия. Удар пули заставил левую руку Ньюфстеда резко дернуться вверх и назад, развернул его тело и швырнул на землю. Пробив руку землянина навылет, пуля впилась в сосновый ствол позади него с характерным чавкающим звуком, сбив немного кору. Несколько мгновений Ньюфстед извивался на земле и отчаянно мотал головой, потом одним могучим конвульсивным рывком достиг укрытия за ближайшей сосной, заставив Майкла задохнуться от удивления. Сев за деревом на корточки и положив ружье на изгиб правой руки, Ньюфстед с ее помощью зажал раздробленное предплечье левой между телом и сосновым стволом и, опершись так и закрепившись, снова вскинул оружие на уровень прицела. Все прошлые суждения Майкла о нем как о бойце мгновенно сменились новыми, еще более высокими — настоящий бульдог, а не человек, такое упрямство! И как истинный боец, Ньюфстед не мог не видеть, что пойман в ловушку и не в силах сменить позицию. Майкл понимал это тоже.
Под сенью сосен снова повисла тишина. Вайерман стоял совершенно неподвижно. Он словно врос в землю, чуть пригнувшись и выставив перед собой свое центаврианское ружье, готовое к бою, но не видя ни одной цели. Он не замечал впереди ничего, кроме небольших зарослей кустарника и дальше, перед самым подъемом холма, купы сосен, растущих чуть гуще. Прямо перед этими соснами сидел за своим деревом Ньюфстед.