Том 4. С бластером против всех

— Конечно, а как же иначе! — воскликнул Майкл. — Возьмите хотя бы историю. Откуда здесь взялись все эти люди? Просто они не нашли себе места на Земле. Это или неудачники, или отщепенцы. Вместо того чтобы попытаться влиться в круг цивилизованного общества, они бежали от него. И какое общество могли построить эти человеческие отбросы на Чиероне? Они трудились — само собой, они трудились, но каждый из них сам по себе, не вспоминая о своем соседе; они достигли успехов в технике — а почему бы и нет, ведь планета богата полезными ископаемыми, только копай, любой добытчик за год делал себе тут состояние — но что здесь за жизнь? Все думают только о себе, наводнили свой мир блестящими безделушками и ревущими машинами и ни о чем больше не помнят. Что за наследство они могут оставить своим потомкам? Какие у них идеалы? Что у них за образование? Да, среди них встречаются симпатичные люди. Некоторые из них довольно умны. Некоторые из них серьезно смотрят в будущее и не зарываются носом в рутину. Некоторые из них даже говорят о том, что жизнь должна быть устроена иначе, — но все эти крупицы тонут в общей массе; на фоне толпы эти единицы — ничто.

Лицо Майкла пылало. Он словно бы поджидал здесь Хармона, чтобы высказаться, и теперь желает спора, горячей дискуссии — а может быть, просто хочет, чтобы его переубедили?

Томас Хармон медленно покачал головой. Ну что поделаешь с таким? Он ведь уже немало прожил на этом свете — как-никак четверть века осилил. Что будет с ним через следующую четверть века, изменит ли он свои взгляды на жизнь, научит ли она его чему-нибудь? Вот, например, он, Хармон, находится теперь очень далеко от того, чему его давным-давно учили другие и до чего он когда-то доходил своим умом. Кто такой этот Майкл — ни рыба ни мясо — тонет в воде и беспомощно бьется на суше — боже мой! Нужно думать не о том, чем станет этот создающий беспокойство мальчик, а о том, что он есть сейчас!

Кто я такой, чтобы рассчитывать здесь на успех, что я могу — разве что произнести над ним пару магических слов, которые заставят его думать иначе?

Почувствовав к Майклу симпатию, Хармон вдруг понял, как молодой Вайерман стал таким, какой он есть. Водоворот жизни захватил его, сковал по рукам и ногам и исказил его сознание, но повлиял при этом не только на него, но и на всех тех, кто был в ответе за него, кто должен и обязан был это сознание формировать.

Поражение — поражение, которое никто не хотел признавать, поражение, называемое любым другим именем, кроме истинного, потому что окружающие Майкла взрослые не могли вынести мысли о поражении, — вот что сделало из него того, кем он стал сейчас. Но тогда что же, подумал Хармон, что же сделало из меня то, чем я стал?

— Майкл…

Хармон замолчал. Что он собирается сказать этому мальчику — волшебное слово? А есть ли такое слово вообще? В мире людей нет места волшебству. У нас есть история, чем мы обычно называем лояльно выстроенную цепочку событий прошлой политической жизни. У нас есть психология, чем мы называем внутреннюю политику конкретной личности. У нас есть социология — наука о результатах применения политики в жизни. У нас есть то, что каждый человек знает о других людях, о том, что возможно сделать с людьми и что из этих возможностей в силах осуществить лично каждый. Политика — это искусство распоряжаться возможностями; этот бородатый анекдот он устал выслушивать во время всех выборных кампаний, в которых принимал участие. Возможностями, которые так и остаются всего лишь возможностями. Так каковы же возможности Майкла Вайермана? Или Ральфа Вайермана? Или Томаса Хармона?

— Майкл…

— Да, господин Хармон?

Что я делаю? Зачем мне искать для всех нас волшебное решение, если ясно, что такого не существует в природе? Если для поиска ответа недостаточно даже наших общих сил?

— Майкл… — начал он в третий раз.

— Может, вам лучше присесть, господин Хармон? — встревоженно спросил его молодой человек.

— Нет. Нет, не нужно, со мной все в порядке, Майкл…

Внезапно Хармон сообразил, что дрожит от волнения, как осиновый лист. Он должен остановиться, должен заставить себя прекратить бессмысленные поиски решения, которое каким-то образом сможет спасти их всех. Ведь проблема неразрешима.

Внезапно встрепенувшись, он сказал:

— Майкл… Ты можешь подняться сейчас со мной наверх? Прямо сейчас?

— Наверх?

— Я… я вот тут подумал кое о чем. Мне кажется, это может помочь твоему отцу… и мне… решить одну проблему.

Томас Хармон резко повернулся и, неловко скрывая волнение, бросился обратно к лифту — он спешил начать осуществлять задуманное, пока накапливающиеся сомнения не скуют его тяжкой цепью по рукам и ногам, пока не придет желание повернуть назад. Он настроил свой разум на разрешение проблемы, и разум его дал ответ, потому что был вполне в силах сделать это. Возможно, это был не совсем тот ответ, которого он ждал, но об этом его разум пока что ничего ему не сказал.