Том 4. Повести и рассказы

При этих словах Скворцов весь вспыхнул от радости. Адмирал между тем еще строже спросил:

— Вы сами просились у министра, помимо прямого начальства?

— Нет, ваше превосходительство.

— Так кто же за вас просил? — воскликнул адмирал.

— Не знаю, ваше превосходительство, — храбро солгал молодой человек, помня свой уговор с добрым Иваном Ивановичем хранить «ради Ниночки» в секрете его ходатайство.

На выхоленном, свежем лице видного адмирала, окаймленном седыми бакенбардами, отразилось недоумение.

Он помолчал и резко и повелительно сказал:

— Прошу немедленно отправиться к месту назначения. «Грозный» вы должны застать в Тулоне. Когда можете собраться?

— Завтра к вечеру могу уехать, ваше превосходительство.

Лицо адмирала, когда-то лихого капитана, несколько смягчилось от этого ответа, и он уже мягче сказал:

— Можете, если не успеете, и дня три-четыре остаться.

И, подойдя к столу, он подавил пуговочку. Вошел курьер.

— Старшего адъютанта попросить.

Явился старший адъютант, которому адмирал отдал приказание немедленно изготовить приказ о назначении лейтенанта Скворцова и распорядиться, чтобы сегодня же заготовили талон на прогонные деньги.

— Завтра явитесь в штаб за бумагами к начальнику эскадры, — обратился адмирал к Скворцову, — и затем, как будут готовы, уезжайте. Счастливого пути, — прибавил адмирал, кивнув головой.

Скворцов поклонился и вышел со старшим адъютантом. Через час он уже весело и торопливо спускался с лестницы с свидетельством для получения заграничного паспорта и талоном на 857 рублей в боковом кармане. Выйдя на улицу, он тотчас же поехал в главное казначейство за деньгами, рассчитывая сегодня же заказать пару статского платья и пальто, сделать необходимые покупки и завтра, получив бумаги из штаба и заграничный паспорт, вернуться в Кронштадт, побывать у Ивана Ивановича, расплатиться с кредиторами и затем ехать на дачу к адмиральше… На следующий день он уже покатит за границу.

«Бедная Нина! Она ничего не ждет!» — подумал молодой человек, предчувствуя не только «шквалы с дождем», но и такую штормягу, какой, пожалуй, не встретишь и в Средиземном море… Будет всего! И придется все это выдержать, ничего не поделаешь!

Зная, что теперь он освобожден и через два-три дня будет далеко, Скворцов почувствовал еще большее сожаление к хорошенькой адмиральше, от которой бежал, и готов был безропотно вынести какую угодно «трепку». Ведь он виноват, что так «подло» отплатил за такую любовь… Он сознавал себя бесконечно виноватым и в то же время радовался, что виноват… Иначе… Иван Иванович дал бы развод… Беда.

«Бедная Нина!»

Он постарается успокоить ее уверениями не забыть ее в разлуке и обещаниями часто писать, но в его голове тотчас же промелькнула мысль, что не такая адмиральша женщина, которую успокоишь одними письмами… Она потребует, чтобы он остался, принес эту жертву за то, что она всем для него пожертвовала.

— Но, Ниночка, сам министр приказал…

Он скажет эту реплику самым убедительным тоном… Что может она на это ответить? Он отлично знал, что адмиральша на это ответит, но…

— Будь, что будет! — прошептал, наконец, Скворцов, стараясь более не думать о предстоящей пытке прощания. — Извозчик, пошел! Двугривенный на чай!

X

— Уф!

Молодой человек вздохнул, словно освобожденный от какой-то тяжести, когда на третий день свистнул локомотив, и поезд медленно двинулся, унося Скворцова из Петербурга… Она, вся в слезах, под густой вуалью, в последний раз махнула платком, а он — своим новым фетром, и скоро маленькая фигурка адмиральши скрылась из глаз, и Скворцов уселся в свое кресло у окна в каком-то странном, ошалелом состоянии, как будто все еще не окончательно пришел в себя и не мог владеть всеми своими умственными способностями…

— Д-д-да! — как-то растерянно прошептал он и машинально принялся читать газету.

Какая к черту газета! Он читал и ровно ничего не понимал. Он смотрел на строчки и не видал их… Еще не вполне пережитые впечатления вчерашнего дня владели всем существом, и рой представлений о том, что было вчера, носился в его голове…

Бедная Нина! Как она его любит, и какое счастье, что он мчится!.. И этот однообразный грохот колес весело отзывается в его сердце… И мелькающие леса кажутся необыкновенно милыми… «Ах, какая он скотина, собственно говоря!» Он радуется, а эта бедная Нина… Сумасшедшая женщина! Еще слава богу, что все так благополучно кончилось и на его душе нет тяжкого греха чужого самоубийства… И этот славный Иван Иванович!.. Каково ему переносить это отчаяние своей Ниночки!

— О, господи, что такое было!. — прошептал со вздохом молодой человек.

Он отлично знал, когда, смущенный и трусивший, подъезжал к хорошенькой дачке, утопавшей в зелени, что этот редкий под Петербургом, чудный, теплый день, будет памятным деньком в его жизни, но никак не ожидал, что действительность превзойдет его ожидания… Брр…