Читаем Том 4. Повести и рассказы полностью

Том 4. Повести и рассказы

Постой!К чему ведут, что значат эти речи?Не мнишь ли ты, что ревностию житьЯ захочу и каждый день встречать,Одно другим сменяя подозренье?..Нет, Яго, нет! Чтоб усомниться, долженЯ увидать. А усомнился – надоМне доказать. А после доказательств –Вон из души и ревность и любовь![13]

Яго одно за другим приводит как будто совершенно неопровержимые доказательства. Отелло:

Ну что же! Нет жены!Обманут я. И утешеньем толькоПрезрение должно остаться мне.

Но Яго приводит все новые и новые доказательства будто бы совершенно исключительного бесстыдства и лживости Дездемоны. Отелло в бешенстве:

– О, пусть же она пропадет, пусть сгниет, пусть станет добычею ада!

И вдруг, – это место обычно либо пропускается, либо проходит у исполнителя совершенно незамеченным, – вдруг Отелло говорит Яго:

– Но как она мила!– О да! Слишком мила!– Так, ты прав. Но все-таки… Жаль, Яго! О Яго! Жаль, страшно жаль, Яго!

Мы ясно чувствуем этот смущенно умоляющий тон, с каким Отелло пытается отстоять перед Яго свое право на жалость к любимой женщине. Яго чувствует эту жестокую борьбу в душе человека, якобы «до безумия ослепленного ревностью», – и спешит подогреть опадающую злобу.

– Ну, если вам так нравятся ее пороки, – дайте им полный простор:уж если они не трогают вас, то, конечно, никому другому нет дела до них.

И Отелло, вскипая прежнею яростью, восклицает:

– Я изрублю ее на куски! Украсить меня рогами!

Постоянно разжигаемая усилиями Яго, злоба Отелло достигает крайних пределов. Кровавое решение созревает. Отелло входит ночью в спальню, чтобы задушить Дездемону на оскверненном ею ложе. И этот «бешеный ревнивец», «отуманенный кровавою жаждою мщенья», – что говорит он входя?

Вот, вот причина, – вот причина, сердце!Не назову я вам ее, о звезды,Безгрешные светила, – вот причина!

Ему оказывается нужным настойчиво твердить себе, что есть, есть причина к замышленному убийству, и причина самая основательная. И дальше, с любовью целуя спящую Дездемону, он говорит:

О, сладкое дыханье! ПравосудьеСамо бы меч сломало пред тобой!Еще, еще… О, будь такой по смерти!А я тебя убью и после сноваНачну любить…

И еще дальше, в последнем объяснении с Дездемоной, когда она продолжает отпираться от улик, как будто совершенно очевидных, Отелло в бешенстве восклицает:

О женщина коварная, ты в каменьМне превращаешь сердце, заставляешьТо называть убийством, что намеренЯ совершить и что считал я жертвой!

Совершенно ясно, что перед нами не бешеный ревнивец, в нарушение всех божеских и человеческих законов готовый «раздавить гадину», а человек, с великою скорбью и с горестным преодолением себя приносящий жертву какому-то беспощадно требовательному богу. Какому?

Дездемона задушена. Интрига Яго разоблачена. Лудовико с грустью спрашивает:

О Отелло!Как мне назвать тебя, который преждеГероем был, а нынче жертвой сталПроклятого мерзавца?

И Отелло отвечает:

Как-нибудь:Желаете, так назовите честнымУбийцею, затем что ничегоЯ не свершил из ненависти, все жеИз чести лишь.

«For naught i did in hate, but all in honour».

Перейти на страницу: