Кубист. Вопрос стоит принципиально: или — или. Вот вы, например, матрос, человек массы, с парохода, большевик, авангард рабочего класса. Идите сюда. Я вам сейчас все объясню.
Царев. Это что за кубист, какая-нибудь фракция?
Кубист. Нет. Это не фракция, товарищ. Это направление в живописи. Сейчас я вам все объясню в двух словах. Вот вы, например, революционер, простой человек с парохода. Вы делаете революцию. И я делаю революцию. Мы оба делаем революцию. Только вы делаете революцию в жизни, а я — в искусстве. Понимаете?
Царев. Чего ж. Понимаю.
Кубист. Видите. А тут есть разные реакционные типы, которые утверждают, что наше искусство непонятно массам.
Реалист. Прошу без личных выпадов.
Кубист. Спрячьтесь вы со своим Репиным. Противно.
Царев смотрит на панно.
Понятно?
Царев
Кубист. Ну, вот, например, эта фигура в центре. Кто? Обратите внимание на желтый цвет лица и на характерный разрез глаз. Ну? Ки…
Царев. Китаец?
Кубист
Царев. Вроде бы…
Кубист. Вот, вот. Совершенно верно. Вы заметили, какой черный? Жженая кость. И курчавые волосы. Ну? Не-е-е…
Царев
Кубист. Совершенно! Негр. А у того замечаете в руках что? Молоток и кувалда.
Царев. Молоток?.. Гм… Он у вас кто — кузнец?
Кубист. Верно! Кузнец. Понимаете: мы кузнецы, и дух наш молод!
Царев. Ну так что ж. Это все политически вполне правильно.
Кубист
Царев. Кубизм у тебя правильный.
Реалист бросается к Цареву.
Реалист. Идите сюда.
Реалист тащит Царева за рукав к своему плакату, изображающему в реалистическом духе летящего вверх тормашками Врангеля.
Что скажете?
Царев
Реалист. Это не кубизм. Это — чистейший реализм!
Царев. Ага. Правильный реализм. Только тут еще надо какой-нибудь стих написать. Коля, где ты? Иди сюда. Видишь картину? Можешь сюда составить стих?
Тарасов подходит.
Реалист. Только что-нибудь, если можно, классическое.
Тарасов. Классическое? Хорошо, можно классическое.
Царев
Оля. Мы знакомы.
Царев. Знаешь, что это за человек? Он тебе какой хочешь политический лозунг может застругать в рифму. Я его специально для тебя нашел и мобилизовал в первомайскую комиссию.
Тарасов. Как это — «мобилизовал»?
Царев. Обыкновенно как. Ну и с тем, товарищи, до свидания. У меня еще делов выше головы. Мне еще надо сейфы экспроприировать.
Царев быстро пожимает всем руки.
Тарасов. Это что же — выходит, что я мобилизован?
Оля. Всего на три-четыре дня, не больше. Ничего?
Тарасов. Переживу. А что я должен делать?
Оля. Это мы сейчас поговорим. Пойдем. Здесь невозможный галдеж.
Тарасов. Пойдем.
Тарасов и Оля идут по зале. По сравнению с двухэтажными фигурами плакатов они кажутся трогательно маленькими. Художник-реалист белой краской выводит на своем плакате:
А я уже думал, что потерял вас навсегда.
Оля. А я вдруг нашлась. Вот видите, как хорошо.
Тарасов. Теперь вы уже не фурия революции, и не мадонна Мурильо, и не фея Берилюна.
Оля. А кто же я?
Тарасов. Вы просто Оля. Даже, если хотите, Олечка. Пожалуйте ручку. Я ее нежно поцелую в ладошку.
Оля. Товарищ Тарасов.
Тарасов
Оля. Ох, какой же вы пустой человек!