Том 4. Пьесы 1865-1867

Боровцов. Известно для чего — для страха, чтоб не очень забывались. А то нешто мы так живем, как в законе написано? Нешто написано, что на улице трубку курить, а ты за воротами сидишь с трубкой. Нешто писано, что по десяти процентов в месяц брать, а он берет же.

Турунтаев. Нешто писано, что гнилым товаром торговать, а ты торгуешь же.

Боровцов. Да, и торгуем.

Боровцова. Нешто писано, что по пятницам скоромное есть, а ведь люди едят же. Уж коли судить, так всех судить: нас судить за товар, и их судить за молоко.

Переярков(Боровцову).Эка у тебя голова-то на плечах золотая, как раз дело рассудил.

Боровцов. А не так, что ль?

Переярков. Так, верно.

Боровцов. Зятек, Кирюша! Так ведь?

Кисельников. Должно быть, папенька, так-с. По практическому-то смыслу оно так выходит.

Переярков. Да вот мы еще с полковником спорили, что лучше: ум или практика. Ну, да это после, а теперь бы в карточки.

Турунтаев. Сразиться не мешает.

Боровцов. Есть, что ли, карты-то какие-нибудь старенькие? А коли нет, так к нам послать.

Кисельников(приготовляя стол).Есть, папенька, садитесь.

Садятся Боровцов, Переярков и Турунтаев. Входит Анна Устиновна с чаем на подносе.

Явление четвертое

Кисельников, Глафира, Боровцов, Боровцова, Переярков, Турунтаев и Анна Устиновна.

Глафира. Что вы там провалились с чаем-то! Ждешь вас, не дождешься.

Анна Устиновна. Не торопись, матушка, поспеешь.

Глафира. Топчетесь только в доме, а толку нет.

Боровцова. Ну, ты потише, потише! А ты при людях-то не кричи! Нехорошо. Здравствуйте, сватьюшка!

Анна Устиновна. Здравствуйте, матушка. (Подает чай.)Кирюша, бери чай-то. Гости дорогие, пожалуйте.

Боровцов. А, старушка Божья! На свет выползла? Погоди, мы тебе еще жениха найдем.

Переярков. Да вот Ион Ионыч холост гуляет.

Анна Устиновна. И на том спасибо, Пуд Кузьмич.

Глафира. Что ж вы, маменька, тут стали, как будто вам дела нет.

Анна Устиновна. Пойду, матушка, пойду. Ах, я и забыла! Кирюша, тебя какой-то человек спрашивает. Знаю, что товарищ твой, и видала его, а как звать, забыла. (Уходит.)

Глафира. Поди! Кого там еще к тебе принесло? Если из ваших служащих, так ты знай, что ему с моим тятенькой не компания.

Кисельников уходит.

Очень у меня муж непризнательный.

Боровцов. Что ж так?

Глафира. Видимое дело, что он глупее меня, а признаться никак не хочет.

Входят Кисельников и Погуляев.

Явление пятое

Боровцов, Боровцова, Глафира, Переярков, Турунтаев, Кисельников и Погуляев.

Кисельников. Гостя веду, гостя!

Глафира. Что это ты уж очень обрадовался?

Кисельников. Шесть лет не видались. Поздравь жену-то, братец, сегодня она у меня именинница.

Погуляев(Глафире).Честь имею вас поздравить. (Кланяется всем.)

Глафира. Благодарю покорно. Только нынче мы чужих не ждали, промежду своих хотим время провести.

Кисельников. Садись, братец, садись, потолкуем.

Погуляев. Ну, как же ты живешь? Семья велика?

Кисельников. Порядочная, трое детей теперь живых, да двоих, слава Богу, схоронил.

Погуляев. Как «слава Богу»? Разве тебе их не жаль?

Кисельников. Уж очень, брат, тягостно.

Погуляев. Да ты служишь?

Кисельников. Какая моя служба! Неспособен оказался, совсем неспособен. И туда совался, и сюда, и в надворном служил, и в сиротском, теперь в магистрате. До столоначальников не добьюсь никак, глядишь, семинарист какой-нибудь и перебьет; дельней нас оказываются, много дельнее.

Погуляев. А жалованья много ли?

Кисельников. У нас ведь не из жалованья служат. Самое большое жалованье пятнадцать рублей в месяц. У нас штату нет, по трудам и заслугам получаем; в прошлом году получал я четыре рубля в месяц, а нынче три с полтиной положили. С дому сто рублей получаю. Кабы не дележка, нечем бы жить.

Погуляев. Какая дележка?

Кисельников. По субботам столоначальник делит доходы с просителей, да я посмирнее, так обделяет.

Погуляев. Вот как! (Задумывается.)

Переярков(за столом).Проходимец какой-нибудь; вижу, насквозь его вижу.

Турунтаев. Мошенник!

Погуляев(кивая головой на играющих).Что ж, это все те же гуси-то?

Кисельников. Да, мы всё своим кружком, — так смирненько, ладненько, — слава Богу.

Погуляев. Ну, а деньги твои?

Кисельников. Ты потише. Тысячи две прожил сначала-то, а остальные у тестя.