Том 4. Пьесы 1865-1867

Весьма типичной фигурой для изображаемого Островским времени является беглый посадский Дубровин, сделавшийся своеобразным борцом за попранную справедливость. Как видно из черновой рукописи «Воеводы», Островский стремился с наибольшей силой и художественной яркостью передать вольнолюбивое настроение и протест Дубровина. Набрасывая монолог своего героя, начинающийся словами «Сердце ретивое» и т. д., драматург отчеркнул сбоку слова, обличающие «неправый суд», волков в овечьем стаде, — и написал возле отчеркнутого места: «Сильнее!!!»

Создавая «Воеводу», Островский тщательно изучил большое число исторических документов и материалов. Некоторые источники указаны им самим в черновой рукописи пьесы. Здесь имеются ссылки на третий и четвертый тома «Актов археографической экспедиции», на второй том «Актов, относящихся до юридического быта древней России», и на четвертый том «Актов исторических». Ссылается драматург в рукописи и на второе издание книги Гр. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича». Н. П. Кашин в статье «Комедия „Воевода“ и ее источники» (Н. П. Кашин, Этюды об А. Н. Островском, М. 1912, т. 1, стр. 204–216)приводит выписки из «Актов», весьма близкие по содержанию и языку к соответствующим сценам пьесы Островского. Например, речь бирюча в прологе и читаемая в конце пьесы грамота о смещении Шалыгина почти полностью основываются на грамотах, помещенных в «Актах». Из «Актов» же взято указание на «мурзу крещеного», выступающего в качестве помещика.

Кроме «Актов» и книги Котошихиныа, Островский пользовался, по утверждению Кашина, и таким источником, как «Домострой», который мог дать драматургу «некоторые сведения о положении русской женщины в XVII веке», а также «о волхвах и кудесниках» (там же, стр. 224, 226). Н. П. Кашин называет еще книгу Н. И. Костомарова «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» (СПб. 1860). Эту последнюю Островский использовал в гораздо большей степени, чем думал Н. П. Кашин. Например, описание русского города XVI–XVII веков в книге Костомарова близко напоминает обстановку пролога в «Воеводе».

Островский, по-видимому, использовал и другую книгу Костомарова — «Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях» (СПб. 1862). Отсюда драматург мог взять подробности, относящиеся к торговой и промышленной деятельности волжского населения в старину. Впрочем, изучением быта и занятий волжан Островским прилежно занимался еще во время «литературной экспедиции». Заглядывал, вероятно, Островский и в «Уложение царя Алексея Михайловича». Осторожный разговор Кулика с Иваном о вине заставляет вспомнить первую и вторую статьи 25-й главы «Уложения», содержащей «Указ о корчмах». Допустимо, наконец, предположить, что Островскому были известны такие работы А. П. Щапова, как «Древние пустыни и пустынножители на северо-востоке России» (1860), «Русский раскол старообрядства…» (1859)и «Земство и раскол» (1862). А. П. Щапов видит смысл древнего пустынножительства в «нравственном противодействии» «грубым силам и стремлениям», «бесчеловечному порабощению свободных людей» («Сочинения А. П. Щапова в трех томах», СПб, 1906, т. I, стр. 25). Подобную же трактовку пустынножительства находим в «Воеводе» Островского.

Для понимания и оценки драмы «Воевода» огромное значение имеет изучение ее фольклорных источником.