«№ 9. Москва Наркоммору, в дополнение к № 1911. 19 июня 1918 года… В дополнение к № 1911 сообщаю что по приезде в Новороссийск я тотчас же отправился на „Свободную Россию“, которая собиралась идти в Севастополь точка После моего выступления команда единодушно решила уничтожить корабли точка Уничтожение судов началось в 14 часов 45 минут точка Первым взорвался миноносец „Пронзительный“ точка В последовательном порядке двоеточие „Калиакрия“ „Гаджибей“ „Капитан-лейтенант Баранов“ „Лейтенант Шестаков“ „Фидониси“ „Сметливый“ „Стремительный“ точка „Свободная Россия“ была затоплена на двадцатидвухсаженной глубине в 18 часов 40 минут четырьмя минами с миноносца „Керчь“ точка Перед уничтожением андреевские флаги часть артиллерии и радиотелеграфного имущества сняты и эвакуируются точка Все суда затоплены на большой глубине точка Кроме того под турбины были заложены восемнадцатифунтовые патроны точка Два миноносца по особым соображениям отправлены в Туапсе точка Матросы и командный состав вели себя самоотверженно точка Особенно отличился командир „Керчи“ Кукель точка».
— Все? — спросил флаг-секретарь, подымая от блокнота вспотевшее лицо с унылым невыспавшимся взглядом.
— Все, — ответил член морской коллегии, ставя допитый стакан на столик. — Идите на телеграф и передайте. Немедленно после передачи отправляйте поезд. Нам нельзя медлить ни минуты. К утру может прийти «Гебен», и мы попадем в мышеловку, из которой не выберемся. Немцы не простят сегодняшнего дня. Он может принести неисчислимые беды стране и революции, но поступить иначе мы не могли. Флот умер с честью — он умер большевиком, как умирают его матросы в боях с контрреволюцией…
— Какой исторический день! — ответил флаг-секретарь. Он попытался придать своему голосу пафосную дрожь, но она не получилась. Голос был таким же уныло невыспавшимся, как и сам секретарь.
— А ну его к черту! У меня от этого дня пропал голос и ломит все кости… Спать!.. Спать!..
Он откинул одеяло на койке и стал раздеваться.
Флаг-секретарь вышел и пошел в телеграфную. Рыжая телеграфистка при свете лампочки рассматривала в зеркальце прыщи на щеках и недовольно прервала свое занятие.
— Опять телеграмма?.. Целые дни только и знают, что телеграфируют, — и сердито сунула блокнотный лист под груду телеграмм.
Тогда флаг-секретарь рассердился. Начальство не оценило его пафоса, телеграфистка тоже не хотела считаться с ним.
Он покраснел и с ненавистью посмотрел на бутон д’амуры перезрелой рыжей девственницы.
— Телеграмма подлежит внеочередной отправке как правительственная. Если через десять минут она не будет отправлена — я вызову матросов и расстреляю вас у водокачки… Саботажница! — крикнул он и сам удивился своему нахальству и крику.
Но телеграфистка ошалела, и пламенные ресницы ее замигали, как клотиковая лампочка. Она уставилась на флаг-секретаря с открытым от ужаса ртом и только через минуту обрела вновь дар речи:
— Что ж вы к-кричите, т-товарищ, — от испуга она даже стала заикаться и сама вспылила на себя. — Черт вас знает — правительственная или нет… Что ни человек — то правительство… Сейчас… сейчас отправляю, — поспешно добавила она, заметив, что флаг-секретарь снова нахмурился, и яростно схватила листок.
Флаг-секретарь вышел на перрон. Дежурный по станции стоял у паровоза.
Флаг-секретарь направился к нему. Ему понравилось показывать силу своей власти.
— Приказываю именем Советского правительства немедленно отправить поезд верховного комиссара флота под угрозой революционной ответственности, — прорычал он, окончательно завираясь и называя своего начальника несуществующим званием.
Дежурный заметался.
— Дак сейчас и отправляем, товарищ. Только ждали вашего распоряжения. Не извольте беспокоиться.
— Я никогда не беспокоюсь за исполнение моих приказаний, — с достоинством ответил флаг-секретарь и поднялся на ступеньку вагона.
— Давай отправление! — сказал дежурный кондуктору. Затрещал свисток. Паровоз, мягко гукнув и пыхнув паром, бесшумно тронулся.