Но особенно непримиримо относится государство «Законов» к посягательству на официальную идеологию. Таковой у Платона является уже не философия, а старое язычество. Оно должно служить делу гражданского «единомыслия». Платон помнит о свободе мнений, царившей в кружке Сократа, и, увы, боится ее. «У молодых людей, — говорит он, — возникают нечестивые взгляды, будто нет таких богов, признавать которых предписывает закон» [17]. Ирония судьбы! Это почти дословно то, в чем обвиняли Сократа…
Но Платон как будто совсем забыл об учителе, он требует, чтобы на всех, кто проявит идейные колебания, немедленно доносили. Врагам государственной веры он приготовил наказания: штрафы, изгнание и даже смертную казнь [18].
В «Законах» религия совершенно теряет черты чего-то живого и тем более индивидуального. Все частные и домашние святилища упраздняются; религиозные общества и тайные места молитвы запрещены. Культ строго расписан и является обязанностью всех лояльных граждан. Это и неудивительно: в его новом Государстве личность окончательно подавлена, атмосфера наушничества и страха парализует всякую нежелательную власти активность. Человек низведен до уровня послушного орудия в руках тирании.
В этом зловещем проекте Платон, по меткому замечанию Вл. Соловьева, окончательно совершил прямое принципиальное отречение от Сократа и от философии.
Когда читаешь «Законы», начинает казаться, что страницы этой книги написаны маньяком, тяжелым душевнобольным, дошедшим на старости лет до полного маразма. Но даже усматривая в «Законах» явные черты умственного и душевного расстройства, нельзя только этим объяснять дух книги. Еще работая над «Государством», философ поддался искушению поставить во главу угла не человека, а строй, в «Законах» же он сознательно заключил сделку с Судьбой, всецело проникся презрением к личности, освятив насилие над человеческим духом.
Три основные линии эллинского миросозерцания пересеклись в Платоне. Величие его заключалось в прозрении высшего духовного мира, где человек находит свою небесную родину. Но кроме солнечного света Логоса, в его сознание проникает и обманчивый лунный свет дионисического дуализма; позади же всего грозно сверкают звезды ночного неба — Судьба и Необходимость. Столкновение этих трех начал и привело «идеализм» к духовному тупику. Недаром конец земного пути философа был окрашен пессимизмом и унынием.
О том, что мрачная тень нависла над седой головой основателя Академии в последние годы его жизни, свидетельствуют разные предания. Говорят, Платон сделался в это время необычайно угрюмым, сгорбился и ходил, не поднимая головы. Никто не видел улыбки на его лице. Жизнь его была трагедией, и, как положено в трагедии, она окончилась гибелью героя. Но, в отличие от участи героев Софокла или Еврипида, то была не физическая гибель, а глубокое внутреннее крушение. Впрочем, скоро пришла и смерть тела. Платон умер в 347 году. В то время ему было уже около восьмидесяти. Ученики погребли его неподалеку от Академии, в которой он вел с ними беседы в течение сорока лет.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двадцать вторая
ЛОГОС И ХАОС. ОТРЕЧЕНИЕ ОТ СОКРАТА
1.
2. Там же, 28 b, с.
3. Там же, 29 b.
4. Там же, 29 d.
5. Там же, 29 е.
6. Там же, 31.
7. Там же, 33 d.
8. Платон следует здесь языческой мифологии и философии, которым свойственна пантеистическая идея предвечного Лона. Изначальный дуализм духа и материи у Платона позволяет сближать его с индийской доктриной Санхьи (см.:
9.
10. Там же, 48 а.
11.
12.
13.
14. О тиране см.:
15. Об отношении Платона к рабам см.: Законы, 777 е. В другом месте он говорит, что «земледелие предоставлено рабам», ремесла — чужеземцам (Законы, 806 е).
16.
17. Там же, 890 a.
18. Там же, 890 с.
АРИСТОТЕЛЬ И КОНЕЦ СТАРОЙ ЭЛЛАДЫ
ОТ АКАДЕМИИ ДО ЛИЦЕЯ
Удивление — начало философии.