Том 4

Александр, стараясь сохранить достоинство, подобающее сыну знатного князя, не торопясь подошел к монаху и, перекрестясь, поцеловал его медный крест. Затем отступил на шаг и сказал громко и резко:

— Повремени, отец! Не с тобой нынче я речь веду. Скажешь, когда твой черед придет… Ты кто? — обратился он снова к просителю. — Чернец или послушник?

— Даниил, холоп, раб холопа, — скорбное имя, мне от юности дарованное. Аз не в Афинех ростох, ни от философ научихся, но бысть падая, аки пчела по различным цветам и оттуда избирая сладость словесную. Како речеши, княже! Мне ли, недостойному, пострижчися в чернцы? Лучше мне тако в скудости скончати живот свой, нежели, восприимше ангельский образ, Богу солгати! — И он направил указательный палец на монаха.

Старый монах воскликнул:

— Отврати очи твои от него, княже! Обычаем он зловреден. Да разве святой владыка наш допустит его к приятию сана? Ступай, ступай скорее отсюда, мерзкий человек! — с яростью обратился монах к покорно стоявшему просителю, пытаясь его оттолкнуть.

— Погоди, отец! Не сказал ли я, что не с тобою речь веду?.. Чего бы ты хотел, о чем просишь? — спросил Александр.

— Княже, мой господине! — снова нараспев заговорил странный человек. — Орел-птица — царь над всеми птицами, а осетёр — над рыбами, а лев — над зверьми. А твой отец, преславный князь Ярослав Всеволодович, — над русичами. Но златом князь мужей добрых не добудет, а мужми и злато, и сребро, и градов он добудет…

— Постой, велеречивый златоуст! Я обещаю поговорить с батюшкой и просить его призвать тебя к себе.

— Нет, нет, княже, мой господине! Пощади меня! Заклюют меня здесь черные вороны. Лучше бы ми смерть, нежели здесь продолжен живот в нищете. Возьми меня с собою! Молю тебя, сыне великого князя Ярослава!

— Да помолчи, Данииле! Наш княжич возлюбленный тебе же добра желает! — сказал вкрадчивым и ласковым голосом второй чернец, бесшумно подошедший к говорившим.

У Александра загорелись мысли, которые давно беспокоили и одолевали его.

— Какую работу ты мог бы делать в Переяславле? Знаешь ли ты книжную премудрость? Сможешь ли переписывать книги? В монастыре в Переяславле хранятся древние книги. Смог бы ты переписать те, в коих описываются деяния ратных мужей, преславных воителей?

Он ожидал ответа Даниила. Тот, переминаясь с ноги на ногу, заикаясь, проговорил:

— Все гораздо могу. Искусно тебе перепишу, княже, мой господине. И сам я многое знаю. К примеру: прочел я всю книгу «Эллинского и Римского летописца», в коей помещено сказание об Александре, царе Македонском, его же пестун и учитель бе Леонид — полководец и Аристотель — философ премудрый, и како отпущаемый от школьного учения домови. Александр-отрок учаше других отроков да ся биють, разделившиеся на дружины… И сам со другие отроцы творяше брань[19] ту… Это сказание про Александра все для тебя перепишу. Повели, княже, мой господине, да пойду за тобой следом, на хвост коня твоего взирающе. А ежели отринешь мя здесь, то аз, аки пес шелудивый, издохну и замерзну под вретищем…

— Вот окаянный, пристал, аки смола! — шептал старый монах, исподлобья поводя злыми глазами.

Александр сдвинул брови и, сделав не по летам строгое лицо, поднял голову:

— Разрешаю тебе, Даниил-книжник, следовать за мной, не отставая от моего коня, в Переяславль на суд и на последний приговор княжий.

Александр повернулся и медленно направился к берегу, где стояли рядом челны, наполовину вытащенные из воды. Все тело его болело и ныло, в ушах шумело, но он старался, несмотря на это, сохранить гордую, торжественную поступь и прошел к челну, как подобает сыну преславного князя.

Глава III ПОД НАЧАЛОМ РАТШИ

Грозный князь-батюшка

Александр подъезжал к княжьему двору, когда первые косые лучи восходящего солнца уже пробивались сквозь густые ветви старых яблонь.

Знакомый с детства дружинник стоял у ворот и, узнав княжича, весело крикнул ему:

— С прибыльной охотой! Долго промышлял! Какую животинку на обед привез? Али зверя добыл?

— Сохатого подбил. Только я его охотнику Ереме оставил. Не везти же по такой жаре.

Александр говорил небрежно, отвернув в сторону лицо, не желая, чтобы, заметив ссадины и синяки, все заохали.

К крыльцу подбежали челядинцы, подхватили под уздцы коня. Княжич соскочил с седла и, степенно поднимаясь по ступеням, остановился и сказал Тыре:

— Послушай, Афоня! Поди-ка в поварню да скажи, чтобы нас обоих накормили. А ты, Даниил, пока повремени здесь на крыльце. Наверное, князь-батюшка скоро тебя кликнет.

— Ярослав Всеволодович ведет беседу с гонцами из Полоцка, — сказал старый дружинник, открывая входную дверь. — Ох, батюшки светы! Кто это тебя, наш пресветлый княжич, так обидел?

— Загулял! — небрежно сказал Александр, обдергивая кафтан и оправляя пояс. — С лешим подрался!

— Быль молодцу не в укор! — Старик засуетился, спеша оповестить князя о приезде сына.