Том 4

В тот ставший достопамятным вечер Ребекка отправилась спать раньше обычного. Кэт тоже поднялась к себе в комнату, положила кое-какие драгоценности в карман, чтобы расплачиваться ими вместо денег, и, закончив последние приготовления, прилегла на кровать, вся дрожа при мысли о том, что ей предстояло совершить. Снизу доносился звук шагов — это ее опекун расхаживал по столовой. Затем она услышала, как заскрипел ржавый замок. Гердлстон запер входную дверь и вскоре поднялся по лестнице к себе в комнату. Миссис Джоррокс тоже отправилась спать, и в доме все стихло.

Кэт понимала, что ей нужно переждать час-другой, прежде чем она рискнет привести в исполнение свой план. Она читала где-то, что сон человека обычно бывает особенно глубок в два часа пополуночи, и поэтому решила начать действовать именно в это время. Она надела платье потеплее и обула самые толстые башмаки, обвязав их тряпками, чтобы заглушить шаги. Она старалась принять все предосторожности, какие только в состоянии была придумать, и теперь оставалось только одно — как-то скоротать эти часы, пока не настанет время действовать.

Кэт встала и снова выглянула из окна. Начался отлив, и океан, отхлынув от берега, серебрился вдали под луной. Но уже наползал туман; он двигался стремительно, и было видно, как он набрасывает на все свою пелену. Становилось очень холодно. У Кэт от озноба стучали зубы. Она снова прилегла на постель, закуталась в одеяло с головой и, совершенно измученная усталостью и тревогой, забылась беспокойным сном.

В этом забытьи она пробыла несколько часов.

Очнувшись, она взглянула на часы и увидела, что уже далеко за полночь. Дальше медлить было нельзя. Взяв небольшой узелок с наиболее ценными вещами, она, затаив дыхание, словно пловец перед прыжком вниз головой в воду, проскользнула мимо полуотворенной двери в комнату Ребекки и стала осторожно, ощупью спускаться с лестницы.

Еще днем она не раз замечала, как скрипят и трещат старые ступени под ногами. А теперь в мертвой ночной тиши этот скрип был так громок, что у Кэт от ужаса сердце уходило в пятки. Раза два она останавливалась, убежденная, что ее сейчас поймают на месте преступления, но вокруг все было тихо. Спустившись с лестницы, она почувствовала некоторое облегчение и начала все так же ощупью пробираться по коридору к выходной двери.

Вся дрожа от холода и страха, она протянула руку и нащупала замок. Ключа не было. Пошарив в темноте, она нашла гвоздь, но и здесь ничего не обнаружила. Ее предусмотрительный тюремщик, по-видимому, унес ключ с собой. Поступил ли он так же и с ключом от черного хода? Кэт хотелось верить, что мог же он где-то допустить недосмотр. И она начала пробираться обратно по коридору, миновала комнату миссис Джоррокс, откуда доносилось мирное похрапывание старухи, и ощупью впотьмах стала красться дальше через все огромное пустынное здание.

Через весь нижний этаж — от входной двери до черного хода — шел длинный коридор с рядом окон в одной из стен. В конце коридора была дверь, и к этой двери направлялась Кэт. Свет луны пробился сквозь пелену тумана, и на полу коридора против каждого окна лежали мерцающие серебристые блики. Все остальное тонуло во мраке, и эти тусклые призрачные полосы света как бы перемежались черными провалами тьмы. Кэт, нащупав рукой стену, ступила в коридор и приостановилась на мгновение, оробев, — эти призрачные лунные пятна, эта таинственная игра мрака и света наполнили ее душу безотчетным страхом. И вот, когда она стояла так, опираясь рукой о стену, ее глаза внезапно расширились от ужаса: ей почудилось, что из мрака кто-то движется навстречу по коридору.

Какая-то темная бесформенная фигура появилась в конце коридора. Эта фигура приближалась; она пересекла полосу света, погрузилась во мрак и снова возникла в полосе света, затем снова растаяла во мраке и снова вышла на свет. Теперь она уже миновала половину коридора и продолжала приближаться к Кэт. Оцепенев от ужаса, Кэт не в силах была двинуться с места и ждала. Тень приближалась. Вот она снова вышла из мрака и вступила в последнюю полосу света. Она направлялась прямо к Кэт. Боже праведный! Перед Кэт стоял доминиканский монах! В холодном свете луны четко вырисовывалась его изможденная фигура в мрачном одеянии. Крик смертельного ужаса прорезал тишину старой обители и несчастная девушка, всплеснув руками, упала навзничь без чувств.

Глава XXXVII ПОГОНЯ И СХВАТКА

Трудно описать состояние тревоги, в котором Том Димсдейл пребывал в эти дни. Все его усилия узнать, куда скрылись беглецы, были тщетны. Он бесцельно бродил по Лондону, заходил то в одну сыскную контору, то в другую, рассказывал о своей беде, взывал о помощи. Он дал объявление в газетах и приставал с вопросами ко всем, кто, по его мнению, мог сообщить ему хоть какие-нибудь сведения. Никто, однако, ничем не мог ему помочь, никто не мог пролить свет на эту тайну.