Том 4

— То-то что никто! — строго сказал мастер. — Никакого инструмента еще в руках не держал, никакого ремесла не знаешь. Куска хлеба и то, поди, самостоятельно еще не заработал. Отец твой кто?

— У него нет отца... — пришел на помощь другу Андрей. — Его отца белые зарубили. Он большевик был.

— А-а? — удивился Прокоп Максимович, будто у Виктора и не мог быть такой отец. — Ну, а дед твой кто?

— Я деда не знаю... — пробормотал Виктор и подумал с тоской: «Ох, убежать бы скорей от стыда!..»

— Вот! Своего роду-племени не знаешь! — довольно усмехнулся мастер. — Аристократ! Ну, а мы низкие, мы свой род хорошо помним. Дашка! — громко крикнул он через весь стол дочери.

— Ну, сейчас спектакль будет, — хихикнул Макар Васильевич, старичок с ежиком, и радостно потер руки.

— Дашка!

— Я тут, папа, — отозвалась Светик.

«Значит, се Дашей зовут», — подумал Андрей.

— Кто твой отец. Даша? — строго, словно на экзамене, спросил Прокоп Максимович.

— Мой отец есть потомственным шахтер-забойщик, — звонко, как молитву, отбарабанила Даша.

— Так. А дядья твои кто?

— И дядья мои чистых кровей шахтеры.

— Ну, а дед твой кто был?

— И мой дед был шахтер. Погиб при взрыве газа.

— Царство ему небесное, — вздохнула жена Прохора, — хороший был человек.

Но Евдокия Петровна сидела как каменная. Так она, говорят, и смерть мужа встретила, не заплакала.

— Ну, а прадед твой кто же был? — вскричал Прокоп Максимович, — мой, значит, дед?

— Прадед тоже был шахтер.

— Верно! — закричал хозяин. — Он сюда пришел — тут голая степь была, волки бегали... Трехаршинный был мужик, волка руками душил... А прапрадед твой, Даша, берет свой корень из крестьян Орловской губернии Мценского уезда... Но ту родословную я не считаю! — махнул он рукой. — То — крестьянство, то — другой счет! Вот, — торжествующе посмотрел он на Виктора, — вот мы какого роду-племени. Мы хоть не аристократы, а свой корень помним! Нами эти шахты пробиты, мы этой степи жизнь дали — наша фамилии! Вот как!

— Да и наша фамилия... тоже... не первый тут день! — проворчал задетый Макар Васильевич. — Чай, тридцатый номер мой-то дед вместе с твоим проходили...

— А я, папаша, и не спорю! — согласился хозяин. — В одной они артели были. Небось через стряпуху мы с вами давно родственники!

— Кабы была на земле справедливость, — сказал Прохор, играя усами, — так не по хозяйским дочкам шахты бы назывались Мариями да Альбертинами, а по именам шахтеров, кто те шахты проходил. Хоть по твоему деду, Прокоп Максимович...

— И назовут! И назовут! — убежденно закричал мастер. — ВЦИК указ сделает — и назовут! Мы хоть и низкие, по-твоему, люди, — обратился он опить к Виктору, тот даже на стуле заерзал, — а и большие люди к нам свое ухо преклоняют, прислушиваются... Да вот! — вспомнил он. — Жена! А кто это у нас недавно в гостях был! Еще на том месте сидел, где я сейчас сижу?

— Да будет тебе, хвастун! — смеясь, отмахнулась от него Настасья Макаровна.

— Нет, ты скажи, кто?

— Вячеслав Михайлович Молотов был, — трубно выпалил сын хозяина. И смутился.

— Да. Сам Вячеслав Михайлович, — с тихой гордостью подтвердил хозяин. — Вот кто. Не посчитал нас низкими людьми, приехал. Из Москвы приехал, из самого Кремля, во-от с какой высоты, да на шахту... Здесь сидел, — показал он на свое место, — беседовал с нами.

— Большие люди часто у нас бывают, обижаться не можем! — сказал кум Прохор.

Макар Васильевич вдруг залился тихим, радостным смехом.

— Ты чего? — удивился Прохор.

— Нет, пускай он... Прокоп-то... — сквозь смех еле выдавил Макар Васильевич, — пусть расскажет... как это он одному большому человеку... спектакль сделал.

— Что-то не помню я... — смутился хозяин.

— Как не помнишь? Вся шахта помнит. Приехал как-то к нам на «Крутую Марию» большой человек, — обратился Макар Васильевич уже прямо к мальчикам. — Ну, и с места в карьер — в шахту.

— А, вот ты про что! — покрутил головою Прокол Максимович и усмехнулся.

— Да-а... И как раз к Прокопу в забой. Ну, в шахте не видно, какой человек, тем более он в спецовке, но слух-то уж по всем лавам прошел, у нас это быстро! Да и сразу видать — не здешний человек, большой. Ты ведь знал это, доподлинно знал? — спросил он хозяина.

— Ну, знал! Что ж с того! — засмеялся тот.

— Ну, вот! Сидят они, значит, в забое, беседуют. То да се, да как добыча, да почему механизации мало. Ну, так часа полтора побеседовали. Стали прощаться, а Прокоп и скажи: «Вот, говорит, товарищ, мы с вами полтора часа пробеседовали, а я тем временем угля-то не рубал. Так как же мне теперь с нормой? Я свою норму отродясь выполняю». — «А я, — говорит большой человек и смеется, — я скажу, чтоб учли, что беседовали мы», — «А вы, — говорит Прокоп, — кто будете?» — «А я, говорит, буду народный комиссар». И фамилию называет. «А! — спокойненько говорит наш Прокоп. — Очень приятно! А я буду забойщик Лесняк Прокол Максимович. Будем знакомы!» — и ручку ему. Так друг дружке руки-то пожали, будто большими приятелями сделались...

Все засмеялись.

— А что ж! — подхватил Прокоп Максимович. — У него своя служба, у меня своя. Он большой человек, да и я не маленький! Я уголь даю!