Елена Васильевна не прислушивалась к разговору сына с известным лицом. Эта сторона его жизни мало ее беспокоила. Здесь у него все обстояло благополучно. Он сочетал в себе прекрасные качества организатора и спортсмена. Будучи отличным организатором, он не был увлечен этой своей деятельностью настолько, чтобы потерять дружбу с товарищами по команде. С другой стороны, он не настолько дорожил этой дружбой, чтобы уронить себя как организатора. В глубине своего странно счастливого существа он был безразличен и к своей деятельности организатора, и к товарищам по команде. О таких людях, как Ростик, принято говорить, что они никакие, как будто эти люди действительно не наделены никакими определенными качествами. Между тем быть никаким — тоже качество, и к тому же весьма определенное…
Ростик говорил по телефону минут десять, и Елене Васильевне пришлось звать работницу, чтобы подогреть кофе. Ей хотелось еще посидеть с сыном. Механически прислушиваясь, она ловила отдельные фразы из его разговора и поняла, что Ростик скоро поедет со своей командой в какие–то страны Южной Америки. Это хорошо. Пусть едет. Но было бы отлично, если бы он поехал женатым.
— Продолжим? — вкрадчиво спросила Елена Васильевна, не замечая, что сын вернулся из прихожей с тенью на лице.
Ростик налил коньяк в кофе.
— Ты о чем?
— Все о том же самом.
— Не понимаю, что продолжать. Я тебе все сказал.
По существу, он был прав. Молодое поколение лаконично. С этим надо мириться.
— У тебя испортилось настроение? — спросила она.
— Да.
— Что случилось?
— Южная Америка… Ты шутишь!
— Не понимаю. Заграница, как всякая заграница.
— Не понимаешь — и не говори.
— Ростислав, не груби матери.
— Но ты же действительно не понимаешь.
— Объясни.
— Дерутся, — мрачно произнес Ростислав.
— Вот уж действительно не понимаю.
— Во время игры дерутся. А мы не должны. Пальцем их не тронь. Сразу шум подымется. — Он искренне вздохнул и с горечью добавил: — Тяжелая будет поездка.
Посмотрев на мать и поняв, что она не сочувствует, а завидует ему, он сказал тем же горьким тоном:
— Тебе что!
Затем мать и сын долго разговаривали о тряпье.
Они говорили очень тихо, как заговорщики, боящиеся, что их подслушают и разоблачат. Сын с притворной небрежностью докладывал матери о том, что он привез в длинном плоском чемодане, а мать делала вид, что это ее больше забавляет, чем волнует.
Работница, служившая у Крохиных чуть ли не с детских лет, знала, что хозяева любят представляться друг перед другом, будто привезенное барахло их не интересует. Между прочим, сама она решительно не понимала, чем там можно интересоваться. Как–то она рассматривала, к примеру, туфли, привезенные Ростиком матери. Оказалось, что вместо каблуков у туфель какие–то шпильки. Только и жди, когда ногу вывихнешь. А платье просвечивало тебя навылет. Конечно, были и стоящие вещи. Например, отрезы. Тут можно было позавидовать: люди запасались на всю жизнь.
Тихий и плавный ход семейного сеанса неожиданно нарушился. Ростик каким–то необъяснимым образом проговорился и назвал имя Стеллы Зубаревой. Он сказал, что проведет вечер в своей старой компании, и назвал неизвестное матери женское имя.
Как это часто бывает, Елена Васильевна мгновенно все поняла. Она и раньше не сомневалась, что ее мальчик давно знает, что такое любовь. Вовсе и не нужно было, чтобы он вел себя слишком воздержанно. Обычно это приводит потом к несчастным увлечениям, когда страсть принимается за первую любовь.
Но сейчас Елена Васильевна поняла, что у ее Ростика есть какая–то постоянная, привычная связь, которая тянется, может быть, годы. Вот почему ушла Катя, вот почему ушла даже Юлечка, которую он, казалось, искренне полюбил.
Елена Васильевна бросила на сына грозный взгляд, но Ростик не захотел выпутываться.
— Слушай, мать… — беспечно сказал он.
— Слушаю, — сухо ответила Елена Васильевна.
— А что, если я женюсь на девушке, — он усмехнулся, — у которой есть сын?
Мать пристально взглянула ему в глаза. Они были ясными и веселыми, и смех, светившийся в них, тоже был ясным и веселым.
— Чей сын? Твой?
Этого вопроса Ростик не ожидал. Он испугался и торопливо ответил:
— Нет, нет, не бойся. Я тут ни при чем.
— Отлично. — Елена Васильевна не скрывала своей иронии. — Только почему один сын, лучше уж двое… И хорошо бы лет по двадцати, чтобы самому не воспитывать.
Ростик не желал понимать ее иронии.
— У нее один сын. Семи лет.
— Тоже неплохо. Легче приучится называть тебя отцом.
Ростик решил прекратить игру.
— Успокойся, — лениво потягиваясь, сказал он. — Я пошутил.
Но Елена Васильевна понимала, что это вовсе не шутка. Может быть, он так же точно шутил с Катей и Юлечкой?
— Эта девушка… с сыном и есть Стелла Зубарева?
— Неважно.
— А все–таки?
— Она.
— Ты с ней давно встречаешься?
— Извини, мать, мне надо переодеться. И успокойся. Ни мне, ни тебе ничто не грозит.
Ростик ушел. Его признание наполнило душу Елены Васильевны беспокойством и страхом. Настало время серьезно заняться будущим сына. Она обязана оторвать Ростика от этой Стеллы и соединить его с другой — достойной, чистой, скромной…