Том 4

За свою жизнь он научился разбираться в людях. Ему часто приходилось иметь дело с трудными и деликатными ситуациями, и теперь он умел безошибочно выбирать правильный подход. Какой же подход требовался к доктору Лэрреби, учитывая то, что врач мог воспринять тему разговора как сомнение в его профессионализме?

Здесь требуется полная откровенность, подумал мистер Энтуисл, или по крайней мере частичная. Сказать, что подозрения возникли на основании случайной фразы глупой женщины, было бы неосторожно. Доктор Лэрреби не знал Кору.

Мистер Энтуисл прочистил горло и решительно начал:

– Я хочу посоветоваться с вами по весьма деликатному вопросу. Надеюсь, это вас не обидит. Вы разумный человек и, конечно, понимаете, что на абсурдное предположение лучше дать толковый ответ, чем просто отмахиваться от него. Это касается моего клиента, покойного мистера Эбернети. Спрашиваю напрямик: вы абсолютно уверены, что он умер, как говорится, естественной смертью?

На румяном добродушном лице доктора Лэрреби отразилось изумление.

– Какого черта… Конечно, уверен! Я ведь выдал свидетельство, не так ли? Если бы я не был удовлетворен…

– Ну разумеется, – ловко вставил мистер Энтуисл. – Уверяю вас, что у меня и в мыслях не было ничего другого. Но я хотел бы получить ваши твердые заверения, учитывая… э-э… циркулирующие слухи.

– Слухи? Какие еще слухи?

– Никто не знает, как возникают подобные явления, – не вполне искренне промолвил адвокат. – Но я чувствую, что их необходимо прекратить – даже применив власть.

– Эбернети был больным человеком. Он страдал заболеванием, которое должно было привести к летальному исходу, я бы сказал, года через два – возможно, еще раньше. Смерть сына ослабила его волю к жизни и способность сопротивляться болезни. Признаюсь, я не ожидал такого скорого и внезапного конца, но прецедентов было более чем достаточно. Любой медик, который точно предсказывает, сколько проживет его пациент, рискует остаться в дураках. Человеческий фактор не поддается математическим расчетам. Иногда слабые люди неожиданно обнаруживают способность к сопротивлению, а сильные, напротив, сразу пасуют перед недугом.

– Все это мне понятно. Я не сомневаюсь в вашем диагнозе. Мистер Эбернети жил, выражаясь мелодраматически, под смертным приговором. Все, что я спрашиваю, это мог ли человек, знающий или подозревающий, что он обречен, по собственному желанию укоротить оставшийся ему срок? Или кто-то другой мог сделать это за него?

Доктор Лэрреби нахмурился:

– Вы имеете в виду самоубийство? Эбернети не принадлежал к суицидальному типу.

– Понимаю. Но вы можете заверить меня как медик, что подобное предположение невозможно?

Доктор пошевелился на стуле:

– Я бы не употреблял слово «невозможно». После смерти сына жизнь перестала интересовать Эбернети. Я не считаю вероятным самоубийство, но не могу утверждать, что это невозможно.

– Вы говорите с психологической точки зрения. А меня интересует медицинская: делают ли обстоятельства смерти Эбернети такое предположение невозможным?

– Опять-таки не могу утверждать. Он умер во сне – такое случается часто. Его душевное состояние не давало поводов подозревать самоубийство. Если бы мы производили вскрытие каждого тяжело больного человека, умершего во сне…

Лицо доктора становилось все краснее. Мистер Энтуисл поспешил вмешаться:

– Конечно, конечно. Но если бы существовало неизвестное вам доказательство? Например, если он что-то кому-то говорил…

– Указывающее на намерение покончить с собой? Он в самом деле говорил такое? Должен признаться, меня бы это очень удивило.

– Но если бы это было так, – мой вопрос чисто гипотетический, – могли бы вы исключить такую возможность?

– Нет, не мог бы, – медленно отозвался доктор Лэрреби. – Но повторяю: я был бы очень удивлен.

Мистер Энтуисл тут же воспользовался преимуществом:

– Тогда, если мы предположим – опять же сугубо гипотетически, – что его смерть не была естественной, то что, по-вашему, могло бы явиться ее причиной? Я имею в виду, какой именно яд?

– Несколько. Можно было бы заподозрить какой-то наркотик. Признаки цианоза отсутствовали, поза была мирной.

– Он принимал какие-нибудь снотворные?

– Да. Я прописал ему слумберил – надежное и безопасное средство. Эбернети принимал его не ежедневно, и у него был всего лишь один маленький пузырек с таблетками. Доза втрое и даже вчетверо больше прописанной не могла бы оказаться смертельной. К тому же вскоре после кончины Эбернети я видел у него на умывальнике почти полный пузырек.

– Что еще вы ему прописывали?

– Разные средства. Лекарство, содержащее небольшое количество морфия, которое следовало принимать во время приступов боли, витамины в капсулах, микстуру для пищеварения…

– Витамины в капсулах? – прервал мистер Энтуисл. – По-моему, мне тоже как-то их прописывали. Маленькие круглые желатиновые капсулы.

– Да, содержащие адексолин.

– А можно в эти капсулы добавить… что-либо еще?

– Вы имеете в виду что-то смертоносное? – Доктор выглядел все более и более удивленным. – Но никто не стал бы… Слушайте, Энтуисл, к чему вы клоните? Неужели вы предполагаете убийство?