Том 4

Г-н Гейнцен, очевидно, намекает этим на то, что коммунисты потешались над его высокоморальными выступлениями и высмеивали все эти священные и возвышенные идеи, добродетель, справедливость, мораль и т. д., которые, как воображает г-н Гейнцен, якобы составляют основу всякого общества. Этот упрек мы принимаем. Коммунисты, несмотря на моральное негодование честного человека — г-на Гейнцена, не перестанут высмеивать эти вечные истины. Коммунисты к тому же утверждают, что эти вечные истины ни в коем случае не являются основой, а, наоборот, являются продуктом того общества, в котором они фигурируют.

Если, впрочем, г-н Гейнцен предвидел, что коммунисты откажутся солидаризироваться с теми людьми, которых ему угодно причислять к их лагерю, к чему тогда все его нелепые упреки и подлые инсинуации? Если г-н Гейнцен знает коммунистов только понаслышке, а это почти очевидно, если он так мало знает, кто они, что требует от них, чтобы они сами дали более точное понятие о себе, чтобы они, так сказать, представились ему, — какое же бесстыдство надо иметь, чтобы при этих условиях полемизировать с ними?

«Точное понятие о тех лицах, которые, собственно, представляют коммунизм или которые излагают его в чистом виде, вероятно, привело бы к полному отпадению от коммунизма главной массы тех, которые его придерживаются и используются им, а против такого требования протестовали бы вряд ли одни только господа из «Trier'sche Zeitung»».

И несколькими строками ниже:

«От тех, которые действительно являются коммунистами, можно ожидать достаточной последовательности и честности» (о, добродетельный филистер!), «чтобы они откровенно выступили со своей доктриной и отреклись от тех, которые не являются коммунистами. От них надлежит потребовать» (что за филистерские обороты!), «чтобы они не поддерживали бессовестным образом (!) путаницу, которую создает в головах многих тысяч страдающих и необразованных людей воображаемая или измышленная возможность — фактически являющаяся невозможностью (!!) — найти, оставаясь на почве реальных отношений, путь к осуществлению этой доктрины (!). Долгом» (опять этот добродетельный филистер) «подлинных коммунистов является либо сделать все совершенно ясным для всех представителей темной массы, которые к ним примыкают, и вести их к определенной цели, либо же отмежеваться от них, не использовать их».

Г-н Руге мог бы себя поздравить, если бы он сумел произвести на свет три подобных периода. Филистерским требованиям полностью соответствует путаница мыслей, свойственная филистеру: последнего-де занимает лишь суть дела, но отнюдь не форма, и именно поэтому он высказывает прямо противоположное тому, что намеревался сказать. Г-н Гейнцен требует, чтобы подлинные коммунисты отмежевались от мнимых коммунистов. Они должны положить конец той путанице, которая (так он хочет сказать) происходит от смешения двух различных направлений. Но как только эти два слова, «коммунисты» и «путаница», сталкиваются в его голове, в ней самой возникает путаница. Г-н Гейнцен теряет нить мыслей. Его ходячая формула, что коммунисты вообще создают путаницу в головах необразованных людей, путается у него под ногами, он забывает о подлинных коммунистах и о мнимых коммунистах, с комической беспомощностью спотыкается он о всякого рода воображаемые и измышленные возможности, фактически являющиеся невозможностями, и растягивается, наконец, во весь рост на почве реальных отношений, где он опять приходит в себя. Теперь ему снова приходит в голову, что речь шла совсем не о том, возможно ли то или другое, что он, собственно, хотел говорить о чем-то совершенно ином. Он снова возвращается к своей теме, но он еще так оглушен, что даже не вычеркивает ту великолепную фразу, в которой он проделал вышеописанный акробатический трюк.