Том 4

Г-н Гейнцен был ярым противником философии, пока она была еще прогрессивна. Лишь только она стала реакционной, лишь только она стала убежищем для всех колеблющихся, всех калек и литературных дельцов, как г-н Гейнцен на беду свою и примкнул к ней. Да еще случилось так, к еще большему несчастью для г-на Гейнцена, что г-н Руге, который всю свою жизнь сам всегда был простым прозелитом, сделал из г-на Гейнцена своего единственного прозелита. Г-н Гейнцен должен, таким образом, служить утешением для г-на Руге: нашелся, по крайней мере, хоть один человек, который полагает, что он постиг смысл словесных конструкций г-на Руге.

За что же, собственно, ратует г-н Гейнцен? За немедленное установление германской республики, в которой традиции американской революции и 1793 года сочетались бы с некоторыми мероприятиями, позаимствованными у коммунистов, и которая носила бы ярко выраженную черно-красно-золотую окраску[129]. Германия занимает в силу вялости своего промышленного развития такое жалкое положение в Европе, что она никогда не сможет взять на себя инициативу, никогда первая не сможет провозгласить великую революцию, никогда на свой страх и риск без Франции и Англии не сможет установить республики. Всякая германская республика, установленная независимо от движения в цивилизованных странах, всякая германская революция, которую можно будто бы совершить на свой страх и риск и, как это получается у г-на Гейнцена, совершенно не считаясь с действительным движением различных классов в Германии, — всякая такая республика и всякая такая революция являются плодом чистой фантазии, окрашенной в черно-красно-золотой цвет. И чтобы сделать эту славную германскую республику еще более славной, г-н Гейнцен обрамляет ее усовершенствованным Руге фейербаховским гуманизмом и провозглашает ее царством «человека», которое уже почти наступило. И все эти фантазии — одна несуразнее другой — немцы должны осуществить!

Как, однако, ведет свою пропаганду великий «агитатор» г-н Гейнцен? Он объявляет монархов главными виновниками всех бедствий и нищеты. Это утверждение не только смехотворно, но и в высшей степени вредно. Г-н Гейнцен не мог бы сильнее польстить немецким монархам, этим бессильным и слабоумным марионеткам, чем он это делает в данном случае, приписывая им какое-то фантастическое, сверхъестественное, демоническое всемогущество. Утверждая, что монархи могут причинить столько несчастий, г-н Гейнцен этим признает за ними силу творить в таких же размерах и добро. Выводом отсюда является не необходимость революции, а благочестивое желание иметь на троне славного государя, доброго императора Иосифа. Впрочем, народ много лучше, чем г-н Гейнцен, знает, кто его угнетает. Г-ну Гейнцену никогда не удастся обратить против монархов ту ненависть, которую крестьянин-барщинник питает к помещику, рабочий — к своему работодателю. Но г-н Гейнцен действует, несомненно, в интересах помещиков и капиталистов, когда он вину за эксплуатацию народа этими двумя классами возлагает не на этих последних, а на монархов. А между тем именно эксплуатация народа помещиками и капиталистами порождает девятнадцать двадцатых немецких бедствий!

Г-н Гейнцен призывает к немедленному восстанию. Он печатает прокламации в этом духе и старается распространить их в Германии. Мы спрашиваем: не является ли такая бессмысленная, топорно и вслепую ведущаяся пропаганда в высшей степени вредной для интересов немецкой демократии? Мы спрашиваем: не доказал ли опыт, насколько такая пропаганда бесполезна? Разве во времена значительно большего возбуждения, а именно в тридцатых годах, в Германии не распространялись сотни тысяч подобных листовок, брошюр и т. д. и разве имела хоть одна из них какой-нибудь успех? Мы спрашиваем: может ли хоть один человек, находящийся в более или менее здравом уме, вообразить, что народ удостоит хотя бы малейшим вниманием такого рода политические нравоучительные проповеди и увещевания? Мы спрашиваем: занимался ли когда-нибудь в своих листовках г-н Гейнцен чем-либо иным, кроме проповедования и увещевания? Мы спрашиваем: не смехотворно ли поднимать шум на весь мир своими призывами к революции, вопреки всякому здравому смыслу, без знания и учета действительных отношений?