Написано Ф. Энгельсом в конце 1846—начале 1847 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
Напечатано в «Deutsche-Brusseler-Zeitung»№№ 73,74, 93, 94, 95,96, 97 и 98; 12 и 16 сентября, 21, 25 и 28 ноября, 2, 5 и 9 декабря 1847 г.
Ф. ЭНГЕЛЬС КОНГРЕСС ЭКОНОМИСТОВ
Как известно, здесь имеется несколько адвокатов, чиновников, врачей, рантье, купцов и т. д., которые под вывеской Ассоциации в защиту свободы торговли (подобной той, которая существует в Париже) преподают друг другу азы политической экономии. Последние три дня минувшей недели эти господа были на верху блаженства. Они проводили свой великий конгресс величайших экономистов всех стран, они испытывали невыразимое наслаждение, слушая экономические истины уже не из уст какого-нибудь г-на Жюля Бартельса, Ле Арди де Больё, Фадера, то бишь Федера{87}, или иной неведомой знаменитости, нет, они слушали их из уст самих столпов науки. Они были счастливы, они были в восторге, они утопали в блаженстве, они были на седьмом небе.
Но сами столпы науки были гораздо менее счастливы. Они ожидали, что борьба будет легкой, а она оказалась для них весьма суровой; они воображали, что придут, увидят и победят, а оказалось, что победа была одержана ими лишь при голосовании, в то время как в прениях они уже на второй день были основательно разбиты, а на третий день только с помощью интриг избежали нового, еще более решительного, поражения. И если их утопавшая в блаженстве публика не замечала всего этого, то им самим пришлось это больно почувствовать.
Мы присутствовали на конгрессе. Мы и раньше не испытывали особенного почтения к этим столпам науки, ученость которых заключается главным образом в том, что они с крайней невозмутимостью постоянно противоречат друг другу и самим себе. Надо, однако, признать, что после этого конгресса у нас исчез последний остаток уважения, которое мы могли еще каким-то образом питать к тем, чьи письменные и устные высказывания нам раньше были менее известны. Признаться, мы были поражены тем количеством пошлостей и нелепостей, тем количеством всему миру известных банальностей, которые нам пришлось выслушать. Признаться, мы не ожидали, что у мужей науки не найдется ничего лучшего, кроме тех азбучных истин политической экономии, которые, может быть, и новы для 7 — 8-летних детей, но которые взрослым людям, особенно членам Ассоциации в защиту свободы торговли, должны были бы, по всем предположениям, быть известны. Но эти господа лучше нас знали своих слушателей.
Наилучшим образом вели себя на конгрессе англичане. Они являются наиболее заинтересованными людьми в этом деле; открытие континентальных рынков они принимают близко к сердцу; вопрос о свободе торговли — для них жизненный вопрос. Они это достаточно ясно показали: они, которые никогда, при иных обстоятельствах, не употребляют другого языка, кроме своего английского, здесь — в интересах своей возлюбленной free-trade{88} — снизошли до выступлений на французском языке. Это ясно показывает, как сильно затрагивает это дело их кошелек. Французы выступали как абстрактные идеологи и ученые фантазеры. Они ни разу не блеснули ни французским остроумием, ни оригинальностью мысли. Однако они по крайней мере говорили на хорошем французском языке, а в Брюсселе его редко можно услышать. — Голландцы были скучны и назидательны. Датчанина, г-на Давида, совсем невозможно было понять. Бельгийцы играли скорее роль пассивных слушателей, или в лучшем случае выступали на уровне своей национальной промышленности, специализирующейся по имитациям. И, наконец, немцы, за исключением Веерта, выступавшего скорее в качестве англичанина, чем немца, составили partie honteuse{89} всего конгресса. Им следовало бы в этом отношении присудить пальму первенства, если бы в конце концов у них не отбил ее для своей нации один бельгиец.
Первый день. Общая дискуссия. Ее открыли бельгийцы в лице г-на Федера; всем своим выступлением, своей манерой держаться и говорить он демонстрировал то подчеркнутое щегольство, которое с таким отвратительным чванством дает о себе знать на улицах и в местах для прогулок Брюсселя. Г-н Федер начал с пустых фраз и едва добрался до элементарнейших азбучных истин политической экономии. Мы не станем тратить на него столько времени, сколько он отнял у нас своей бесконечной водянистой похлебкой.