Восторженный начальник, поднявшись рано утром, расстался с Владыкиным, чтобы ехать дальше в расположение другого отряда. Вчерашняя беседа произвела большое оживление и в душе Павла. Случай с телеграммой Кате привел его в такое отчаянное настроение, к такому постыжению, обнаружил в нем такое безволие, что он потерял всякую надежду на примирение с Богом. Но беседа с начальником вызвала в нем и недоумение, и надежду на восстановление.
Откуда в нем вдруг пробился такой источник в защиту библейской истины? Значит Бог еще не оставил его? В то время, когда он посчитал, что связь с Богом у него совершенно потеряна, в нем вдруг поднялась та же ревность по Богу, как и в те годы, когда он парил на высоте. Павел вспомнил гимн, который часто пел ему отец:
Как он теперь соответствовал его состоянию!
Возвратившись, с большим вниманием он прочитал письмо, привезенное ему от домашних и от друга Жени.
Оставшись наедине, он долго размышлял о случившемся и был потрясен несчастным случаем, происшедшим с Женей, видя в этом вмешательство Божье. Под влиянием прочитанного, он вышел на ту же горку, где сидел вчера. Было бодрое, сияющее утро воскресного дня. Благоухала распускающаяся хвоя лиственницы. В памяти воскресали праздничные воскресные собрания… потом праздник жатвы и дед Никанор… откуда-то донеслись, в воспоминании, слова прощального гимна с гостями и дедом Никанором: «…мы встретимся у ног Христа, у ног Христа».
Сердце судорожно сжалось при вопросе: «А встретишься ли ты с ним, у ног Христа?»
Павел не мог больше держаться — упал на колени под куст головой и, голосом пробуждающегося раба, возопил к Богу:
— Господи! Доколе, я буду изнывать в таком унижении? Спаси и вытащи меня из моей топи уныния — ведь я погибаю, а враг души моей глумится надо мной. Подними и поставь вновь перед лицом Своим. Доколе я буду сетовать, как сетовали некогда евреи у берега Чермного моря? Вложи в руку мою, потерянный жезл упования на Тебя, чтобы я, простерши его, мог уверенно идти вперед по дну моей бездны… (Исх.14:9-22).
Долго лежал Павел, прильнувши к земле, изливая свою душу перед Богом.
Женя, после описания своей катастрофы, писал о том же другу своему: «…довольно, Павел, нам лежать на нашей истрепанной подстилке, как расслабленный у Овечьих ворот, и ждать возмущения воды (Иоан.5:2–9). Пора нам, услышав зов Спасителя, довериться и встать, если мы, действительно, хотим быть здоровыми».
Встав после молитвы, Павел почувствовал в душе большое облегчение. Затем, изучая свое состояние, сделал вывод: «Да, я тот же расслабленный, но, услышав голос Иисуса, боюсь решиться встать, а вдруг, да не поднимусь? Если бы Спаситель и руку Свою еще подал, я был бы смелее, — но, походив между кустами, добавил к своим мыслям, — если бы тот расслабленный поступил так, то он огорчил бы этим Иисуса, да так и умер бы на своей подстилке, не получив исцеления. Вот я радуюсь, чувствуя Иисуса рядом, но чего-то не хватает…»
Не желая расставаться с этим пробуждением, Павел решил запеть любимые свои гимны: «Как тропинкою лесною», «Не тоскуй ты, душа дорогая», «Страшно бушует житейское море», «Отраду небесную для сердец», но закончил словами любимого отцовского гимна:
Тронулась душа Павла. Со всей подробностью он описал в письме свои переживания, беседу с начальником и выразил полное согласие и единодушие с решением Жени: «…довольно Павел». И теперь всегда, в свободное от работы время, он поднимался на памятный «Холм пробуждения», как он его назвал, пел и, в кратком вопле, просил Бога оживить его душу.
В конце лета, придя из тайги, на своей постели Павел увидел объемистый пакет. Почерк на конверте возбудил любопытство: «От кого это?» Затем, взглянув на штамп, пришел в волнение от неприятного предчувствия — письмо было от Кати.