Том 3. Закономерность

— Да. С вами хотят поговорить в Москве.

— В Москве?

— Как вы боитесь Москвы! Даже побледнели!

— Нет, у меня просто закружилась голова.

— Ах, вот как!

— От счастья. Именно от счастья. Я всегда стремился в Москву.

— Да?

— У нас полное совпадение желаний: вы хотите как можно скорее отправить меня в Москву, я хочу как можно скорее туда попасть.

— Чертовски неприятный у вас смех.

— Неужели? Скажите, пожалуйста, ну, все точно сговорились.

— А все-таки, я вас поймал.

— Мне приятно, что это доставило вам удовольствие!

— Вы клоуном никогда не были?

— Нет. Но с комиками дело иметь приходилось.

— Вы были способным учеником.

— Ошибаетесь, я у них ничему не научился.

— Скромничаете?

— Уверяю вас. Мы с ними расходились во всем. Они — сплошь идеалисты. Что касается меня, я далеко не поэт.

— Ну да, вы просто агент британской или какой-то другой разведки. Зверь не из мелких.

— О, львы так просто не попадаются!

— А вот вас я все-таки загнал в ловушку.

— Значит, по вашему мнению, я лев?

— Ну, какой там лев. В крайнем случае — гиена.

— Неужели похож?

— Да, есть что-то общее.

В дверь постучали.

— Да-да!

— Товарищ начальник, — сказал вошедший. — Якубович прибыл.

— Позвать сюда.

Начальник — широкий, плотный, уже не молодой, встал из-за стола, открыл окно, и в комнату ворвался грохот моря. Он успокаивал. Второй день начальник возился с этим долговязым лобастым парнем. Приплыл ночью в лодке с неведомыми, тотчас ускользнувшими от погони людьми. Когда арестовывали — улыбался. При обыске нашли носовой платок без метки, два червонца, оказавшиеся, при химическом анализе, настоящими, и сачок для ловли бабочек: обыкновенный сачок с деревянной ручкой.

— Зачем вам понадобился сачок? — осведомился следователь.

Пойманный передернул плечами.

— Как — зачем? Я приехал сюда ловить бабочек.

— Вот как?

— Представьте.

— Бабочек или…

— Ваши намеки не доходят до меня, — благодушно обронил задержанный.

— А вы можете объяснить мне, что значат эти пометки на рукоятке сачка?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Следователь взял со стола сачок, вынул из стола лупу и долго изучал поверхность рукоятки. Потом передал сачок и лупу арестанту.

— Посмотрите. Вот здесь. Нет, нет, вот здесь… Нашли? Гвоздем, что ли, нацарапаны какие-то значки, возможно, пароль, и слово…

— Ничего не вижу.

— «Мартышка в старости…» — так, что ли? Так я скажу, что тут написано. Вот видите? Слово «апостол»… Что оно означает?

— Виноват, не знаю. Не знаю, не видел, когда покупал сачок, не приметил.

— Но вы же видите слово «апостол»?

— Ах да, теперь вижу.

— Что это такое?

— Что именно?

— Перестаньте валять дурака.

— Виноват, не буду. Апостолами называют учеников Иисуса Христа, если вы не запамятовали.

— Этот тоже ученик Христа?

— Кто?

— Ну вот тот, чье имя или конспиративная кличка еле приметно выцарапана на ручке сачка.

— Шутите! После Христа осталось двенадцать его учеников. Могу перечислить по именам. Но они давно умерли.

— У Христа, разрешите заметить, было тринадцать апостолов. Вы забыли некоего богача Павла… Помните, по пути в Дамаск на него нашло озаренье…

— Да, да! «Камо грядеши»…

— А вы камо грядете?

— Я уже здесь. И все-таки вы ошибаетесь, гражданин следователь. Апостолов-то было двенадцать. Вы забыли об Иуде Искариотском, повесившемся на осине.

— Впрочем, конечно. Стало быть, этот ваш апостол тринадцатый? И он, так сказать, занял место Иуды? Предатель заменил предателя. Один предал Христа, этот предает родину.

Арестант фыркнул.

— Понятия не имею, о чем вы говорите. Апостолы… Дамаск… Камо грядеши… Никакого отношения к апостолам я не имею. Я натуралист, понятно? И приехал сюда ловить бабочек! Доходит это до вас или нет?

— С кем приехали?

— Позабыл.

— Кто вы?

— Ученый! Ученые так забывчивы.

— Откуда приехали?

— Оттуда! — И неопределенный жест куда-то в сторону. Злобная усмешка и холодные глаза. Улыбается ртом, глаза как лед, словно чужие, словно то, что делают губы, их не касается.

— Недавно было сообщено, что человек, связанный с одной иностранной разведкой, должен перейти границу. Приметы совпадают. Время совпадает.

Когда арестованному сообщили, что он будет отправлен в Москву, — побледнел. Но давать показания отказался. Ладно! Недаром велено срочно отправить туда. На вид лет двадцать пять. Молокосос, но из крепких. Храбрится. А все-таки кончики пальцев дрожат. Попался!..

Арестованный курил папиросу, поглаживал светлую бородку, стирался быть спокойным, но иногда начинал нервно барабанить пальцами по столу.

«Боишься, любезный, — уже улыбаясь, подумал начальник, — сердечко-то ходуном ходит!»

— Куда он запропастился, этот Якубович? — вслух сказал начальник и пошел к двери. У порога он споткнулся — оторвавшаяся еще утром резиновая подошва подогнулась, и начальник чуть не упал.

— Плохо клеят, — сказал сидевший в кресле.

— Что?

— Плохо, говорю, склеивают резину с кожей. Не знают настоящего клея. Вот если бы у меня был мой клей, я бы вам помог! Разрешите, погляжу?

— Сядьте на место!

В эту же минуту в кабинет вошел круглолицый, курносый человек.

— Долго вас приходится ждать! — сказал начальник.

— Виноват, сдавал документы!

— Повезете этого сокола в Москву.

— Слушаюсь.