Том 3. Закономерность

— Завтра скажешь. Сейчас мы Сергея Ивановича послушаем, — отрезал Антон Антонович. — Рассаживайтесь, товарищи, — обратился он к тем, кто стоял около дверей.

— А когда работу получим? — закричали в толпе.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил Антон Антонович.

Сергей Иванович сердито покачал головой.

— Нельзя так, Антон Антонович, — и прибавил: — Сейчас я обо всем этом буду говорить. Садитесь, товарищи.

Богданов подозвал Фролова, и они вышли. Следом за ними ушел и Андрей, — он спешил домой обедать. Настроение у него было самое мрачное. Он ничего не понял из того, что слышал в красном уголке биржи.

4

При содействии Сергея Сергеевича Зеленецкого Виктор напечатал в местной газете несколько стихотворений. Сергей Сергеевич очень хвалил их.

— Не каждый, — сказал как-то он, — обладает такой экспрессией в поэзии. Вы далеко пойдете, молодой человек. Не зарывайте таланта в землю.

В стихах Виктор писал о голубых звуках, о розовом луге, о каком-то вечном идеале. Было там даже что-то насчет справедливости и бледнолунной красоты.

Друзья восторгались произведениями Виктора, хотя и не понимали, что, собственно, хотел он сказать.

Однако Сергей Сергеевич объяснил им, что в поэзии содержания не требуется, нужна лишь экспрессия, эмоция и прозрачность.

Двух первых слов Джонни не понимал, и они поразили его. Он стал пытаться писать так, как пишет Виктор, но у него ничего не выходило.

Меньше всех восторгалась сочинениями Виктора Лена. Не то чтобы она молчала, она хвалила стихи, но, похвалив, добавляла столько оговорок, что Виктор чувствовал себя задетым.

— Руки и звуки, — сказала как-то ему Лена, — рифма не плохая. Но почему звуки голубые? Витя, это ты просто выдумал. Этого не бывает!

— Ничего ты не понимаешь! — рассердился Виктор.

— Ах, не понимаю? Хорошо.

После этого разговора Лена никогда не заводила о Виктором речи о его стихах.

5

Ни Лена и никто вообще из друзей Виктора не знали, что, кроме стихов, он пишет рассказы о том, что наблюдал в Двориках во времена антоновского восстания. Особенно ему запомнился один из заметных сподвижников Антонова, двориковский мужик Петр Иванович Сторожев, частый гость Тарусовых. К слову сказать, он-то и уговорил бывшего денщика Петра Игнатьевича Илью присоединиться к повстанцам. Спустя некоторое время Илья был назначен начальником антоновской милиции в Двориках. Рассказы Виктор прятал в месте, ему одному известном, а стихи охотно давал в школьный журнал.

Часто Виктор выступал со своими «Поэмами» и «Прелюдами» на школьных вечерах, неизменно, как и раньше, получая любовные записки от анонимных поклонниц. Записки он показывал Лене, хотя знал, что это ей неприятно. Он мстил Лене за холодность к его сочинениям, за то, что она не преклонялась перед ним, как многие. Впрочем, они были неразлучны. Виктор любил бурно; Лена, словно освободившись от каких-то пут, растворялась в этой любви. Она не сомневалась в его большом будущем, но, зная доброе сердце Виктора, бесхарактерность, неумение трезво судить о людях, боялась за его судьбу.

Виктор хотел даже бросить учиться и окончил школу лишь благодаря настояниям Лены.

Лена же настояла на том, чтобы он пошел работать в театр, и всячески оберегала его от Сергея Сергеевича Зеленецкого, зная, что тот испортил жизнь не одному десятку юношей, подобных Виктору.

6

Сергей Сергеевич Зеленецкий, как сказано, после Октябрьской революции был одним из членов ЦК эсеровской подпольной организации.

На суде он нес околесицу, всячески выгораживал себя, прикидывался невинной овечкой, порочил своих друзей, и прокурор, задавая ему вопросы, смотрел на него с явно оскорбительной усмешкой.

— Это путаник и трус, — заявил прокурор в обвинительной речи, — верный сын своей контрреволюционной партии, партии мелких буржуа и кулаков. Что может лучше характеризовать глубину ее падения и все язвы на ее сгнившем теле, как не этот вот смиренный тип, это ничтожество! Истинно сказано — по Сеньке и шапка!

В Верхнереченске, куда Зеленецкого выслали после суда, он познакомился с редактором местной газеты. Тот, зная, что Сергей Сергеевич до революции был близок к литературным кругам и помещал в различных журналах ядовитые статейки, предложил бывшему эсеру консультировать литературную страницу в газете. Зеленецкий согласился.

Верхнереченские поэты и прозаики забрасывали редакцию произведениями, из которых не могла быть напечатана и одна сотая часть. Тем не менее Зеленецкий принимал всех «писателей» очень любезно. У всех он находил задатки несомненного дарования и раздавал обещания налево и направо. Юноши и девицы, вдохновленные им, писали огромное количество разной поэтической и прозаической чепухи, по сотне раз переделывали свои сочинения, пока житейские заботы не отвлекали их от литературы.

Сергей Сергеевич отдавал предпочтение сочинителям, которые более всего стремились к «блеску формальной насыщенности». Поэтому если в прозаических произведениях еще можно было что-то понять, то стихи для среднего, нормального читателя были просто недоступны.