Том 3. Слаще яда

Шаня ярко вспыхнула. Взволнованно заговорила:

– Не может быть. Евгений не стал бы так говорить. Он – благородный.

– Не знаю, так говорят, – отвечала Юлия. – За что купила, за то и продаю. Конечно, люди всегда прибавят. Ну, прачка в слезы, говорит: «Отольются, – говорит, – вам мои сиротские слезы».

Жили Хмаровы не по средствам. Пускали пыль в глаза, чтобы выдать замуж Марию и сделать хорошую партию для Евгения. У Марии уже был жених, – молодой инженер Нагольский, нахальный, фатоватый.

Ни для кого не было тайною, что Нагольский слишком беззастенчиво пользуется всяким случаем сорвать и украсть. Говорят об этом в обществе. Говорят, а иногда и возмущаются, рабочие. Были скандалы. Всплывали будто бы слишком крупные растраты.

Но мало ли что говорят! И скандалы Нагольский сбывал с рук благополучно. Он был очень ловок и знал, когда надо не жалеть денег, знал, кому и сколько дать.

Надо было Марию выдать замуж прилично. Нагольский знает, что Хмаровы не богаты, но все-таки без приданого не возьмет. Тысяч тридцать надобно ему дать и вообще не уронить себя перед ним: ведь его считают Хмаровы все же выскочкою. Когда Марии отдадут эти деньги, то Евгению останется очень мало. Поэтому искали для него богатую невесту и нашли.

Шаня ярко вспыхнула. Подумала: «Нет, никому его не отдам».

– Кто же это? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Да ты не бойся, Шанечка, – утешала Юлия, – она еще очень молоденькая, ей теперь еще и шестнадцати лет нету, и ничего значительного она из себя не представляет, особенно если с тобою рядом поставить. Евгений как только тебя увидит, так потом о ней и думать не захочет.

Юлия продолжала рассказывать. Эта невеста для Евгения была пятнадцатилетняя Катя Рябова, богатая девушка, в него влюбленная.

И Рябовы, и Хмаровы одинаково были рады этой влюбленности. Рябовы, богатые землевладельцы, вышедшие в дворяне из купцов, рассчитывали на связи Хмаровых, Хмаровы знали, что Кате будет выделено очень много денег. Решили ждать четыре года, пока Евгений кончит курс. А пока и Рябовы, и Хмаровы всячески старались закрепить любовь молодых людей: устраивали прогулки, пикники, вечера, старались почаще оставлять их наедине, в наилучшем свете выставляли достоинства того и другой, поощряли маленькие нескромности.

Варвара Кирилловна постоянно твердила, иногда некстати, что Женечка нежно поглядывает на Катю.

– Они так дружны, – любила повторять Варвара Кирилловна про Евгения и Катю, – Женечка полюбил Катю тихою, но прочною любовью.

Евгений начинает этому верить. Ведь Катя – миленькая, простодушная, розовая, – и все краснеет, что ни скажи.

А Катя – довольно испорченная девочка. Потому и краснеет. Да и братья Кати Рябовой – испорченные мальчишки.

Хмаровы знали, что Катя – глупенькая, но в их глазах это придавало ей особый шик: наивная, милая, женственная, – что может быть лучше для невесты, жены, матери!

Евгений усвоил этот взгляд, как и все подобные взгляды. У Евгения ведь были только взгляды, – то, что люди называют убеждениями, он презирал. И самоуверенный Нагольский, к словам которого Евгений прислушивался очень внимательно, говорил:

– Что такое убеждения? Я этого не понимаю. По-моему – лишнее слово. Я даже не знаю, через «т>» или через «е» надо писать это слово. В словаре стоит, а в жизни его не надо. Быть консерватором, либералом или социалистом, – это определяется целою тучею разных обстоятельств и соображений. И, собственно говоря, не все ли равно! Надо быть наверху, – вот и все.

Этот усвоенный Евгением взгляд, что глупость не вредит женщине и что наивность ее украшает, позволял ему относиться к Кате свысока. Поэтому ему легко было с Катею. Ее маленькие капризы приятно нарушали однообразие в их отношениях, – и яснее показывали все его блистательное мужское превосходство.

Сначала Евгений поступил было на медицинский факультет. Но карьера врача показалась ему непривлекательною. Он перешел на физико-математический факультет. Пример Нагольского подстрекал Хмарова идти в инженеры. Решено было: кончит университет и поедет в Петербург поступить в один из институтов.

– Верный кусок хлеба! – говорили дома.

А для знакомых велись красивые речи о преимуществах технических знаний.

День быстро ускользнул. Вечером дядя Жглов в торжественной процессии обошел весь дом. Перед ним шла Юлия со свечою, сзади кухарка. У самого Жглова в руках был заряженный револьвер. Заглядывали под диваны, под кровати, не спрятался ли вор. В строгом, раз навсегда определенном порядке осматривали все замки, запоры и задвижки у дверей и окон. Потом Жглов строго сказал:

– Пора спать. Свеч даром не жечь, – еще пожару наделаете. В своей спальне разговаривать не смейте, – я сплю недалеко, и мне завтра вставать рано. Я устал, весь день работал, мне покой нужен.

Девицы отправились спать. Шанину постель устроили в спальне Юлии. Комната, назначенная для Шани, была еще не готова, да и Шане хотелось еще поболтать с Юлиею, хоть шепотом.

Девицы улеглись, но продолжали разговаривать, – тихо, чтобы Жглов не услышал. Кровати потихоньку сдвинули рядом.