Том 3. Растратчики. Время, вперед!

«В ячейку ВКП(б) Коксохимкомбината.

От бригадира бетонщиков третьей смены Константина Яковлича Ищенки.

Заявление.

Прошу принять меня в партию у меня закончен кандидатский стаж 6 месяцев. Я приехал на Социалистическую стройку с деревни с колхозу не грамотным здесь я ликвидировал неграмотность повысил свою политическую грамотность свою работу начал землекопом теперь я бригадир бетонщиков третей непобедимой ударник выполнял свою работу с Перевыполнением плана на 20–25 % здесь я с хлопцами побил Харьков и Кузнецк и мировой рекорд по кладки здесь я понял что все рабочие которые работают на соцстройке строят для себя и потому считаю что должен быть в коммунистической партии и мои хлопцы в комсомоли помогать и проводить генеральную линию партии.

К. Я. Ищенко.»

Ищенко вынул из-за пазухи пачку комсомольских анкет и положил рядом со своим заявлением.

— Ну, как твоя баба? — спросил Филонов сипло, разевая красный рот, обросший сверху глянцевыми бровками черных молодых усиков. — Разродилась?

— А кто ее знает. У меня с этим мировым рекордом и так голова болит. Пойду утречком, может, уже есть.

— Ну, ну.

Филонов утомленно повернул анкету Ищенко боком и на углу написал: «Принять. Филонов».

— Скаженная женщина, — заметил Ищенко, смущенно улыбаясь.

Маргулиес заглянул снаружи в окно художественной мастерской.

Мальчики спали в разных углах, подложив под головы рулоны обойной бумаги.

Шура Солдатова, поджав ноги, боком сидела на полу и рисовала плакат — Ищенко на аэроплане.

Аэроплан был большой, шестикрылый, как серафим, небывалой конструкции. Голова Ищенко выглядывала из окошечка кабины, и босые ноги каким-то образом высовывались наружу.

Они висели над фантастическим, допотопным ландшафтом каменноугольной флоры.

Трава стояла в рост дерева. Деревья — в рост травы. Коленчатый бамбук казался пересаженным сюда из карликовых японских садов. И красное утопическое солнце, до половины скрытое рекой, не давало никаких положительных указаний на время суток — восход ли это или закат.

Маргулиес постучал в стекло.

Шура осторожно воткнула кисть в чашечку изолятора, вытерла об юбку руки, скинула с глаз волосы и вышла к нему наружу.

Они медленно пошли по участку.

Она закинула свою несколько длинную белую руку в закатанном выше локтя рукаве футболки за его шею. Он придерживал эту руку за кончики пальцев. Он нес ее на плече, как коромысло.

Они казались почти одного роста.

— Что в больнице сказали? — спросил Маргулиес.

Шура пожала плечами.

— Будут руку резать?

— Еще неизвестно.

— Такая получилась глупость…

— Ты что-нибудь ел, наконец?

Он замотал головой.

— Подохнешь. Факт.

— Не подохну. Сейчас сколько?

— Четверть третьего.

— В восемь столовая открывается.

— А спать?

— Верно. Не мешало бы выспаться. Немножко пройдемся.

— Ты — верблюд. Тебя ребята называют верблюдом.

Маргулиес тихонько засмеялся.

Они переходили из тени в свет и из света в тень. На свету был день, а в тени — ночь. Они искали ночи.

Вокруг было множество источников света. Фонарь над толевой крышей. Семафор. Голые звезды пятисотсвечовых электрических ламп. Прожектора. Сигналы стрелок и пожарных сараев. Автомобильные фары. Горны. Электросварка.

Но всюду присутствовал постоянный, почти незаметный волшебный ландышевый свет. Он, как зелье, примешивался ко всему.

Шура осторожно положила голову на плечо Маргулиеса.

— Слушай, Давид, что там у Корнеева?

— Клава уехала обратно. Там у нее ребенок, муж. Целая история.

Маленькая луна находилась посредине светло-зеленого неба, как тугая горошина еще не распустившегося ландыша.

Шура Солдатова помолчала, серьезно обдумывая создавшееся положение Корнеева.

— А у тебя есть дети, Давид? — вдруг спросила она серьезно.

— Нету. У меня, собственно, и жены нету.

— И никогда не была?

— Нет, зачем же, была.

— Где ж она теперь?

Маргулиес махнул рукой.

— Одним словом, была и нету.

Она засмеялась.

— А тебе не скучно?

— Бывает.

Он прижал головой ее прохладную, круглую руку и пощекотал ее сильно небритой щекой.

Они вошли в тень пакгауза и нежно поцеловались.

В тени пакгауза стоял сторож.

Они спускались на дно котлованов и подымались на гребни свежих насыпей. Они перелезали через колючую проволоку и перебрасывали через головы шнуры электрических проводок и полевых телефонов. Они попадали в тупики и обходили гигантские корпуса агрегатов, заключенные в решетчатые леса и опалубки.