Том 3. Рассказы 70-х годов

– Ну, ну, ну, – испугался старичок, – зачем же так? Ну что за шутки? Что, так понравилась мысль дурака, что ли?

Старичка окружали всё теснее. Кто-то уже тянулся к его пиджаку, кто-то дёргал за штаны – Мудреца вознамерились раздеть без всяких шуток.

– И скрывать действительно такое преимущество… Зачем же?

– Подержите-ка пиджак, пиджак подержите!.. О, тут не очень-то их прощупаешь!

– Прекратите! – закричал старичок и начал сопротивляться изо всех сил, но только больше раззадоривал этим. – Немедленно прекратите это безобразие! Это не смешно, понимаете? Это не юмор, это же не юмор! Дурак пошутил, а они… Иван, скажи, что ты пошутил!

– По-моему, я уже нащупал!.. Рубашка мешает, – вовсю шуровал один здоровенный парень. – У него тут ещё майка… Нет, тёплое бельё! Синтетическое. Лечебное. Подержите-ка рубашку…

С Мудреца сняли пиджак, брюки. Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем тёплом белье.

– Это безобразие! – кричал он. – Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения. цель и средства – всё искажено! Когда налицо отклонение от нормы!

Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.

– А это… разве не отклонение?

– Руки прочь! – завопил старичок. – Идиоты! Придурки!.. Никакого представления, что такое смешно!.. Кретины! Лежебоки…

В это время его аккуратненько пощекотали, он громко захохотал и хотел вырваться из окружения, но молодые бычки и тёлки стояли весьма плотно.

– Почему вы скрывали о наличии лишнего ребра?

– Да какое ребро? Ой, ха-ха-ха!.. Да где? Ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Это же… Ха-ха-ха!.. Это же… Ха-ха-ха!..

– Дайте ему сказать.

– Это примитив! Это юмор каменного века! Всё глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением… Ха-ха-ха!.. О-о-о!.. – И тут старичок пукнул, так это – по-старчески, негромко дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съёжился.

А с молодыми началась истерика. Теперь хохотали они, но как! – взахлёб, легли. Несмеяна опасно качалась на стремянке, хотела слезть, но не могла двинуться от смеха. Иван полез и снял её. И положил рядом с другими – хохотать. Сам же нашёл брюки старика, порылся в кармане… И нашёл. Печать. И взял её.

– Вы пока тут занимайтесь – сказал он – а мне пора отправляться.

– Зачем же ты всю-то… печать-то? – жалко спросил Мудрец – Давай, я тебе справку выдам.

– Я сам теперь буду выдавать справки. Всем подряд, – Иван пошёл к двери. – Прощайте.

– Это вероломство, Иван, – сказал Мудрец. – Насилие.

– Ничего подобного, – Иван тоже стал в позу. – Насилие – это когда по зубам бьют.

– Я ведь наложу резолюцию! – заявил Мудрец с угрозой. – Наложу ведь – запляшете!

– Слабо, батя! – крикнули из компании молодых. – Клади!

– Возлюбленный мой! – заломила руки в мольбе Несмеяна. – Наложи! Колыхни атмосферу!

– Решение! – торжественно объявил Мудрец. – Данный юмор данного коллектива дураков объявляется тупым! А также несвоевременным и животным, в связи с чем он лишается права выражать собой качество, именуемое в дальнейшем – смех. Точка. Мой так называемый нежданчик считать недействительным.

* * *

И грянула вдруг дивная, стремительная музыка… И хор. Хор, похоже, поёт и движется – приплясывают.

Песенка чертей

Аллилуйя – вот,
Три-четыре – вот.
Шуры-муры.
Шуры-муры.
  Аллилуйя-а!
  Аллилуйя-а!
Мы возьмём с собой в поход
На покладистый народ –
Политуру.
Политуру.
  Аллилуйя-а!
  Аллилуйя-а!

Наше – вам
С кистенём;
Под забором,
Под плетнём –
Покультурим.
Покультурим.
  Аллилуйя-а!
  Аллилуйя-а!

Это где же так дивно поют и пляшут? Где так умеют радоваться? Э-э!.. То в монастыре. Черти. Монахов они оттуда всех выгнали, а сами веселятся.

Когда наш Иван пришёл к монастырю, была глубокая ночь. Над лесом, близко, висела луна. На воротах стоял теперь стражник-чёрт. Монахи же облепили забор и смотрели, что делается в монастыре. И там-то как раз шёл развесёлый бесовский ход: черти шли процессией и пели с приплясом. А песня их далеко разносилась вокруг.

Ивану стало жалко монахов. Но когда он подошёл ближе, он увидел: монахи стоят и подёргивают плечами в такт чёртовой музыке. И ногами тихонько пристукивают. Только несколько – в основном пожилые – сидели в горестных позах на земле и покачивали головами… Но вот диковина; хоть и грустно они покачивали, а всё же в такт. Да и сам Иван – постоял маленько и не заметил, как стал тоже подёргиваться и притопывать ногой, словно зуд его охватил.

Но вот визг и песнопение смолкло в монастыре – видно, устали черти, передых взяли. Монахи отошли от забора… И тут вдруг вылез из канавы стражник-монах и пошёл с пьяных глаз на своё былое место.

– Ну-ка, брысь! – сказал он чёрту. – Ты как здесь?

Чёрт-стражник снисходительно улыбался.

– Иди, иди, дядя, иди проспись. Отойди!

– Эт-то што такое?! – изумился монах. – По какому такому праву? Как ты здесь оказался?

– Иди проспись, потом я тебе объясню твоё право. Пшёл!