Еще ранее особенности публицистического дарования Грина сказались в трактовке им «военной» темы на страницах «Нового сатирикона» (сатирического еженедельника, выходившего под редакцией А. Аверченко). Если герой стихотворения «Военный летчик» не задумывался, во имя чего он сбрасывает смертоносный груз, а герой «Дон-Кихота» уже осознавал бессмысленность войны, то герой-журналист в стихотворении «Работа» (1915, № 47) с отвращением отталкивался от ура-патриотических тем.
Интермедия «Вокруг развалин» явилась наиболее сильным антивоенным выступлением Грина в «Новом сатириконе» (1917, N9 18). Приведя слова Куприна: «Голубь нес в зубах пальмовую ветвь» (речь шла о международной конференции в Гааге, где были приняты конвенции о законах и обычаях войны, о нейтралитете и мирных способах разрешения конфликтов, но под завесой разговоров о мире готовилась всемирная бойня), Грин замечает, что в этой фразе не простая описка – «тут работала интуиция»: «у того голубя есть зубы – острые и жестокие, почти не знающие пощады, сплошные клыки. Нет, это не голубь… Новый птеродактиль описывает в воздухе пируэт и превращается в ревущий биплан».
В «Новом сатириконе» подпись А. С Грина встречается около 40 раз. Интересно, что в том же номере, где появилось первое в этом журнале стихотворение В. Маяковского «Судья» (1915, № 9), был напечатан большой стихотворный фельетон Грина «Флюгер», изобличавший литературные флюгеры, а в № 12 за тот же год, где публиковалось стихотворение Маяковского «Ученый», – помещено аллегорическое стихотворение Грина «Встреча». В нем писатель изобразил свою встречу с Парками (богинями судьбы), которые в ответ на вопрос, почему они бесприютно бродят по дорогам, а не прядут, как им положено, нити человеческих судеб, отвечают: «Мы пряли бы, да ниток не хватает…» Эта аллегория, резко антивоенная по своему содержанию, была по тем временам очень рискованной. Она подсказывалась фактами, о которых умалчивали военные бюллетени (о нехватке оружия, людей и т. п.). Сатирические произведения А. Грина были насквозь пропитаны злобой дня.
В прозе А. С. Грина преобладающим оставался жанр романтико-психологической новеллы. После революции до 1923 г. критика не замечала писателя. Автор единственной рецензии А. Норман выделял как достоинства Грина «внутренний психологизм», «чудесный запас фантазии», «дерзкий вызов на борьбу с судьбой», «глубокое проникновение в тайны природы и жизни». Но в то же время он упрекал писателя за «журналистскую работу» (т. е. для журналов), посвященную «гражданским темам», которую этот критик считал пустяками, а не делом художника, как Грин.
С 1923 г. в появившихся тогда новых журналах критики, библиографии, библиотековедения и издательского дела – «Литературный еженедельник», «Книга и революция», «Печать и революция», «Книгоноша» и др. – стали публиковаться рецензии, в том числе и на произведения Грина. Характерно, что оценки давались только по выходе того или иного издания, но критики не стремились рассмотреть творчество писателя в целом, либо по отдельным периодам или жанрам. Не было откликов и на вышедшие в 1927–1929 гг. тома Полного собрания сочинений А. С. Грина. За 1923–1929 гг. напечатано около сорока рецензий на произведения А. С. Грина и только треть из них содержала положительные отклики. Но сегодня и так называемые отрицательные рецензии прочитываются по-иному, ибо то, в чем обвиняли писателя (С. Динамов, В. Шишов, И. Иринов и многие другие критики) – отрыв от действительности, от запросов современности, – явилось по сути сильной стороной дарования Грина, сохранившей его для нас и для наших потомков.
Удержались в критике и аналогии с зарубежными мастерами, столь характерные для дореволюционной критики. Например, о сборнике А. С. Грина «Рассказы» (М.; Пг., 1923) говорилось следующее: «Грин – романтик, иногда мистик, балансирующий между Э. По и Дж. Лондоном, без остроты первого и четкой простоты второго. В данных рассказах влияние Лондона заметно особенно сильно. Благодаря остроумному содержанию и хорошей литературной форме, книга читается с большим интересом» (Книгоноша, 1923, № 14, с. 8).