Том 3. Провинция живых

о этот цвет их ран: над ними: отраженьем!

там — их страданье…
в городе — как в поле
свободно-явное
как душ открытость

со взглядом связь его легка
когда лицо — как болью
изъеденное — зреньем

и ясно возникает
двух болей измененье общее:

и чисто — со-страданье… —

о боль — от боли что извне:
вторая наша явь!.. —

алеющее облако
во сне печальном мира

(а блики беспокойны!..

как и м и г о в о р и т с я
про вас и про меня! —

т а к не могли б мы сами)

|1972|

долго: солнце

долго
(и в той долготе — беспрерывно-внезапно):

за однородным
соборным потоком:

(высокой молитве подобном:
без слов без раздельности мыслей):

за этим струением
стройности чистых осин:

Ты — родственно зрящее! —

живо — как сок —
сообщающееся:

(живое — как будто лишь чистою болью
трепещет возможная жизнь материнская:

кровью: незримою ясностью!):

живое! — и не прерывающееся:

единственно — ярко и суще — как кровь! —
отвечающее:

словно незримое! — некой душою
единственной

в с ю д у спокойное:

Смысл-Солнце!..

|1972|

крик: розы-рисунки (гуаши из больницы)

[збигневу херберту]

розы

(крик — розы)

да: в кожу
слышится
слышится в боль
ширясь и в кость инъецируясь —

(крик — розы) —

словно шепчется рядом
в застенке глухом
с мерцанием цинковым «аминазин»
(сладкогласия
«роза» сегодняшняя)

о розы (крик) —
сладкогласия
ве́ка
который — давно — с белизной вместо
облика —

(с белизной
ослепляющей вас и в укрытии!):

.  розы… —

(друг мой растерзанный — розы)

|1972|

ты — ликами цветов

Господь, Ты — ликами цветов на том —
раскрывшемся мне — свете самих цветов!..
(О, как бело, пугающе! — как память
о белизне отхоже-яркого!)
И вглядывается душа:
вот — крест-цветок и циферблат-цветок,
цветок-часовня и цветок-собор и — Господи! —
цветок-«я»-Мертвое — в себя (пока живого)
всматривающийся.
И — отступи, душа, пред самым
страшным,
сияющим, все концентрируя,
сияющим, как будто властным
все исчерпать, приняв в себя! — (еще
немного — и меня всего!).
Не вымолви, душа: «Господь-цветок»,
чтоб не успела Смерть раскрыться в нем.

|1972|

снова — вспоминаются гимры

[и. макаревичу]

он — до сих пор — очаг
пространства — продырявленного стонами —

(при этом — цельно-целомудренного) —

и свет — везде — как в некой ране
хранящей скрыто и незримо
и мощь и боль в своем огне —

и мы (кто забредав кто пребывая)
крошимся — бродим — останавливаемся
краями будучи той раны
(кто заскорузл кто водянисто-ал) —

а свет — незыблемый — с т о и т как
н о ч ь м о г у щ е с т в а! —

о том пергаментно прошептывают горы —

(г о р ен ь я не услышим — с в и т к о в)

|1972|

две березы