Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

Лисица с глубочайшим вниманием слушал неторопливую и лукавую речь Хейуорда. Когда молодой человек упомянул о том, как ловко индеец провел соплеменников, лицо Магуа приняло настороженное и серьезное выражение. При намеке на обиды, которые якобы вынудили гурона уйти из родного племени, глаза краснокожего вспыхнули такой неукротимой яростью, что Дункан понял — его рискованная фраза затронула нужную струну. А дойдя до того места речи, где он так ловко подкрепил жажду мести корыстолюбием, офицер, во всяком случае, пробудил в дикаре глубочайший интерес. Вопрос о награде Лисица задал спокойно, с присущим индейцу достоинством; теперь же его задумчивое лицо доказывало, что он тщательно взвешивает каждое ответное слово. С минуту гурон размышлял, затем, дотронувшись до грубой повязки на раненом плече, не без запальчивости возразил:

— Разве друзья оставляют такие знаки?

— Неужели Длинный Карабин ранил бы врага так легко?

— Разве к тем, кого они любят, могикане подползают, извиваясь как змея перед нападением?

— Неужели Великий Змей даст услышать свое приближение тому, кого хотел бы видеть глухим?

— А белый вождь всегда пускает порох в лицо собратьям?

— Разве он дает промах, когда хочет убить? — возразил Дункан с хорошо разыгранной надменной улыбкой.

За этими нравоучительными вопросами и находчивыми ответами вновь последовала долгая выжидательная пауза. Дункан понимал, что индеец колеблется. Чтобы закрепить за собой победу, майор собрался было вновь перечислить награды, но Магуа выразительным жестом остановил его и сказал:

— Довольно. Лисица — мудрый вождь, а как он поступит — будет видно. Иди и держи рот закрытым. Когда Maгya заговорит, у тебя найдется время ответить.

Заметив, что его собеседник с опаской поглядывает на остальных индейцев, Хейуорд немедленно отошел, чтобы не навлечь на себя подозрений в сговоре с их предводителем. Магуа возвратился к лошадям и сделал вид, будто очень доволен усердием и ловкостью сотоварищей. Затем знаком велел офицеру помочь девушкам сесть в седло: до употребления английского языка он снисходил только при крайней необходимости, а ее сейчас не возникло.

Благовидных причин для дальнейшего промедления больше не было, и Дункан нехотя подчинился приказу. Подсаживая спутниц, которые из боязни увидеть свирепые лица победителей не отрывали глаз от земли, он шепнул дрожащим девушкам о своих воскресших надеждах. Кобылку Давида увели с собой индейцы, последовавшие за предводителем-исполином, и псалмопевцу, равно как Дункану, пришлось продолжать путь пешком. Однако молодой офицер нисколько об этом не сокрушался, так как, двигаясь медленно, мог задержать весь отряд. Он все еще тоскливо посматривал в сторону форта Эдуард, тщетно надеясь обнаружить в лесу признаки того, что к ним спешат на выручку.

Когда сборы закончились, Магуа дал знак выступать и первым тронулся в дорогу, чтобы самолично вести отряд. За ним шагал Давид, все яснее осознававший истинное положение вещей, по мере того как утихала боль от раны. За ним ехали сестры, Хейуорд держался рядом с ними, а по сторонам и сзади отряда шли индейцы, с неусыпной бдительностью наблюдавшие за пленниками.

Так шествовали они в полном молчании, которое нарушали только Хейуорд, временами обращавшийся к девушкам со словами утешения, да Давид, изливавший душу в жалобных восклицаниях и полагавший, что выражает этим покорность судьбе. Отряд двигался к югу, в направлении, прямо противоположном форту Уильям-Генри. Магуа точно выполнял решение, единодушно принятое индейцами на совете, и тем не менее Хейуорд не верил, что краснокожий так скоро забыл о его соблазнительных предложениях; кроме того, он слишком хорошо знал, что индеец никогда не избирает прямой путь, особенно в тех случаях, когда обстоятельства требуют изворотливости и хитрости. Миля за милей двигался отряд по нескончаемому лесу, но конца путешествию не было видно. Майор поглядывал на полуденное солнце, лучи которого пробивались сквозь листву, и ждал, когда же Магуа выберет дорогу, лучше отвечающую его, Хейуорда, намерениям. Иногда ему казалось, что хитрый индеец, не видя возможности безопасно обогнуть расположение армии Монкальма, держит путь к хорошо известному пограничному поселению, где проживал один заслуженный офицер королевской армии, большой друг Шести племен и владелец обширного поместья. Разумеется, Хейуорд предпочитал попасть к сэру Уильяму Джонсону, чем затеряться в чащах Канады, но и для этого надо было пройти по лесу много-много миль, а каждый шаг уводил его все дальше от театра военных действий, куда его призывали не только честь, но и долг.