Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

Молодой индеец, выполняя приказание, уже спустился к воде, как вдруг над рекой разнесся протяжный вой и тут же стал удаляться в глубь леса, словно чем-то напуганные звери добровольно отказались от своей добычи. Повинуясь инстинкту, Ункас поспешно вернулся обратно, и трое обитателей леса вновь принялись совещаться.

— Мы вроде охотников, много дней не видавших солнца н уже забывших, где север, где юг,— сказал Соколиный Глаз, отходя от могикан и приближаясь к своим подопечным.— Теперь мы опять распознаём приметы пути, и он очищен от терний. Сядьте-ка в тени берега — тут темнее, чем под соснами, и подождем, что еще ниспошлет нам господь. Говорите только шепотом, а еще лучше и разумнее будет, если каждый некоторое время побеседует с самим собой.

Тон разведчика по-прежнему оставался серьезным и внушительным, но в голосе его не чувствовалось больше суеверной тревоги. Было ясно, что его минутная слабость прошла, как только разрешилась загадка, которую не мог объяснить его опыт, и что он с присущими ему твердостью и мужеством готов встретить опасность, хотя полностью сознает ее истинные размеры. То же чувство, без сомнения, испытывали и могикане, разместившиеся так, чтобы, оставаясь незамеченными, видеть оба берега сразу. В этих обстоятельствах здравый смысл побудил Хейуорда и его спутниц последовать примеру своих мудрых проводников. Молодой офицер принес из пещеры охапку сассафраса, расстелил ее в проходе, соединявшем обе части убежища, и сестры спрятались там в безопасности от вражеских выстрелов и в полной уверенности, что им не грозит неожиданное нападение. Сам Хейуорд расположился неподалеку, чтобы иметь возможность переговариваться с ними, не повышая голоса и, следовательно, не подвергая их лишнему риску, а Давид, подражая обитателям леса, так ловко залег в расщелине скалы, что его неуклюжая фигура больше не привлекала к себе внимания.

Проходил час за часом, но все оставалось спокойно. Луна вошла в зенит, и ее кроткие лучи падали прямо на сестер, мирно уснувших в объятиях друг друга. Дункан накрыл девушек большой шалью Коры, лишив себя тем самым зрелища, которое так любил созерцать, и приклонил голову на камень, заменивший ему подушку. Давид издавал носом такие звуки, какие, если бы он бодрствовал, непременно оскорбили бы его тонкий слух. Одним словом, все, кроме Соколиного Глаза и могикан, поддались непреодолимой власти сна и утратили всякое представление о действительности. Только три бдительных стража не знали ни сна, ни отдыха. Неподвижные, как скала, с которой, казалось, срослись их тела, они лежали, не сводя глаз с деревьев, темными рядами окаймлявших берега узкого потока. Из их уст не вырывалось ни звука, и самый внимательный наблюдатель не решился бы сказать, дышат они или нет. Было совершенно очевидно, что такая необычная осторожность воспитана н них долгим опытом и что она — надежная порука против любой вражеской хитрости. Однако ничто не нарушало спокойствия ночи. Наконец луна зашла, и бледная полоска над верхушками деревьев чуть ниже излучины реки возвестила о приближении дня.

Только теперь Соколиный Глаз впервые пошевелился. Он прополз вдоль скалы и растолкал крепко спавшего Дункана.

— Пора в путь, — прошептал он.— Будите девушек и приготовьтесь сесть в пирогу, как только я подведу ее к скале.

— Спокойно ли прошла ночь? — осведомился Дункан.— Что до меня, то сон, кажется, поборол мою бдительность.

— Покамест все так же тихо, как в полночь. Но молчите и не мешкайте.

Окончательно проснувшись, Дункан откинул шаль, прикрывавшую спящих девушек. Почувствовав это, Кора протянула руку, словно для того, чтобы оттолкнуть его, Алиса же пролепетала нежным голоском:

— Нет, нет, дорогой отец, мы не остались одни — с нами был Дункан.

— Да, голубка моя,— умиленно прошептал молодой человек,— Дункан здесь и не покинет вас в опасности, пока жив... Кора! Алиса! Проснитесь! Пора в путь.

В ответ он внезапно услышал пронзительный крик Алисы, вслед за которым Кора вскочила, выпрямилась и застыла на месте, оцепенев от ужаса. Не успел Хейуорд раскрыть рот, как раздался такой невообразимый вой, что даже молодая горячая кровь Дункана прилила к сердцу. С минуту казалось, будто все демоны ада взмыли в воздух, изливая свою лютую злобу в диких завываниях. Определить, откуда доносятся эти вопли, было невозможно — они заполонили весь лес и, как чудилось испуганным слушателям, вырывались из пещер, низвергались с небес, поднимались с реки и от водопадов. Услышав этот адский шум, Давид выпрямился во весь рост, зажал уши руками и вскричал:

— Откуда эта какофония? Уж не разверзлись ли своды преисподней? Человек не способен издавать такие звуки!