Том 3. Поэмы

С. 143–144. Там, упираясь // В дверь, // Ходишь, как в клетке // Зверь. ~ Но долог тюремный // Час. // И зорок солдатский // Глаз. — Отражение реалий одиночного заключения в Шлиссельбургской крепости. Ср. «Через окно можно видеть кусок неба и шагающего на высокой стене часового с ружьем. ‹…› Четыре шага вперед, четыре — назад. Не подсчитал, сколько шагов проделывал за день по камере. Но, несомненно, несколько километров ежедневно, пока голова не закружится» (Гамбург И. К. За крепостными стенами. — Сб. «На каторжном острове», с. 154).

С. 144. Их было тридцать // Шесть. // В камере негде // Сесть. — В общих камерах Шлиссельбурга сидело по 20–25 человек (см. воспоминания Д. А. Трилиссера «Новый Шлиссельбург» в сб. «На каторжном острове», с. 41). Это соответствовало содержанию первого варианта поэмы («Их было двадцать // Шесть…»).

С. 148. Браслет. — Жаргонное название ручных кандалов.

С. 148–149. Может случиться // С тобой ~ Перстень носить // Золотой. — Перефразированы строки из песни сибирских каторжан «Паша, ангел непорочный…». Сестра поэта А. А. Есенина рассказывала: «Больше всего я любила слушать, когда он пел песню „Паша, ангел непорочный, не ропщи на жребий свой…“ Слова этой песни, мотив, отцовское исполнение — все мне нравилось. Эту песню пела у нас и мать, пели ее и мы с сестрой, но отец эту песню пел лучше всех. Слова из этой песни Сергей использовал в „Поэме о 36“. В песне поется:

Может статься и случиться,
Что достану я киркой,
Дочь носить будет сережки,
На ручке перстень золотой…»

(Восп., 1, 90)

В варианте этой песни, сохравшейся в памяти старожилов села Константиново (записан в конце 60-х годов), есть такие слова:

Может статься и случиться,
Что добуду я киркой.
Ты носить будешь сережки,
На ручке перстень золотой.

Может быть, и донесется
Обо мне к тебе молва;
Сердце кровью обольется,
Как услышишь те слова.

(текст песни полностью со слов жителей села Константиново — Е. А. Воробьевой, П. П. Дрожкиной, П. С. Вавиловой, см: Панфилов, 1, 237, а также текст песни, бытовавшей в Московской губернии: Чернышев В. И. Сведения о некоторых говорах Тверского и Московского уездов. — Сб. Отд. Рус. языка и словесности имп. Акад. Наук. Т. 75, № 2, СПб., 1904, с. 120, 178–179. Здесь же имеется комментарий: «…песня сочинена одним московским квартальным, убившем свою жену из ревности» (с. 178).

С. С. Виноградская вспоминала, что Есенин очень дорожил старинным песенным источником: «…при чтении им этой, еще недоделанной, поэмы, его слушатель открыл „источник“ ее; ‹…› обнаружил знакомство с песней, старой, забытой песней сибирских каторжников, откуда Есениным были взяты приведенные выше слова. Это привело его в неописуемый восторг, он был буквально обуян радостью и все твердил: „Да ведь дед, старый мой дед один только и понял это, он знает, помнит еще эту песню. А так никто ее не знает. А вы ее знаете? Вот хорошо-то, ведь песню-то знает!“

И рассказал, что, когда он это место прочитал своему двоюродному деду (Есенин за неделю до того был в деревне), тот сказал:

— А что, и тебя, небось, трогают эти песни, помнишь их! Ну, ну!

Чтение этой поэмы кончилось пением ставшей в этот вечер „знаменитой песни“:

Там, где солнышко не всходит,
Где сияет лишь заря,
Там суждено мне жизнь окончить
По приказанию царя.

И пуще всех заливался Есенин» (сб. «Как жил Есенин. Мемуарная проза», Челябинск, 1991, с. 27).

В поэме можно увидеть близость к другим широкоизвестным песням ссылки и каторги: «По диким степям Забайкалья..», «Солнце всходит и заходит…», «Глухой, неведомой тайгою…» и др. (см. сб. «Русские песни и романсы». М., 1989, с. 468–472).

С. 153. В жизни живут лишь раз… — Перекличка с песней «В жизни живем мы только раз…», которую любил и часто напевал Есенин в разные годы и в разных вариантах, начиная с 1921 г. Ср. слова Творогова из 7-й главы «Пугачева»

Только раз ведь живем мы, только раз!

где также явная перекличка с этой песней, на которую указал еще А. Б. Кусиков в воспоминаниях о поэте, написанных сразу после его смерти (подробнее о ней см. в коммент. к «Пугачеву» — наст. т., с. 529–530).