Том 3. Поэмы 1905-1922

Итак, в подвале моей души
Мой скудный светоч не туши.
На дланях чьих итог мозоль
Позднее скажет: ты король.
В зеленой чарке королеву
Найдя, вернется он к напеву.
Но мы бывали там, зане
Красивы трупы на стене.
Одежд небесные цвета!
Не те лета, страна не та!
Пусть воротники воздушны и стоячи,
Помяты вожжами от клячи.
Не то цветок, не то кистень
Бросал на все кудряво тень.

10

Старея над головоломкой
Вопроса сложного порой,
Столкнетесь с чванной незнакомкой,
Трусишка разум за горой.
Скрытый черных кружев складкой
Водопад слетает гладкий.
И нежных ручек худоба.
Склоняя: я раба, раба,
Обвила кружева скоба.
А воздух черный, теневой
Обвеян умной синевой
Иначе пустенькой беседы,
Не без притязаний на победы.

11

Сей головастик сажи белой
Метели узкой утюга,
Кичась, сидит, бросая смело
Паза на гордого врага,
Летит усталый к небу вздох,
Кипит жемчужной змейкой пена,
Сукна сверкает черный мох,
Шипит багряное полено.
И битвой горлам серебристым,
Покрытый слабою бумагой,
Шипит стакан, наполнен истым
Безумьем песни. Пей, отвага!
О, люди, люди, я вчера
Вернул волшебный скрип пера.

12

Как много отдал я приказов
Всегда без подписи моей
Внимали им Нева и Азов,
Но доброхотно без цепей.
Теперь даем приказ вселенной
То делать ей, что та захочет,
Я буду длить обыкновенный
Сон, пусть мне жребий ножик точит,
Пусть горло им уже щекочет.
Так я <нрзб.> откровенный.

13

Есть масти грубые лжецов,
Для них ты то Олег и Вещий,
То ты в толпе из тех ецов,
Кто здесь не вхожи: слишком вещи.
Журчит багровый уголек,
Он слезка солнечной судьбы.
И по-немецки пел кулек:
Я есмь, я есмь, я был.
Из храма
Мы вынем р и вставим ель.
Для хлама
Нужный свиристель.
В его груди оставив коготь,
Мы больше его не будем трогать.
К нему не ведаю вражды,
Мне чувства темные чужды.

14

Сюда нередко вхож и част
Пястецкий или просто Пяст.
В его убогую суму
Бессмертье бросим и ему,
Хотя (Державина сюда!)
Река времен не терпит льда.
Я в настроеньи Святослава
Сюда вошел кудрями желтый.
Сказал согнутый грузом его нрава
Я самому себе: тяжел ты.
Число сословий я умножил,
Назвав людей духовной чернию;
И тем удобно потревожил
Досуг собрания вечерний.
А впрочем, впрочем взятки прочь,
Я к милосердию охочь.
Здесь чепуху, там мелют вздор,
Звенит прибор, блестит пробор.
Да, видя плащ простолюдина,
Не верят серому холсту,
Когда с угрозой господина
Вершками мерит он версту.
Его сияющие латы,
Порой блеснув через прореху,
Сулят отпор надежный смеху
И мщеньем требуют отплаты.
Так просто он бесспорно мой.
А утром, утром путь домой.

15