Геннадий. Возьмешь, стало быть... (
Метелкин. Понятно. (
Геннадий. Еще что?
Метелкин. Велите вы кадристам, Геннадий Панфилыч, ведь это безобразие! Они жабами лица вытирают!
Геннадий. Ничего не понимаю.
Метелкин. Выдал я им жабы на «Горе от ума», а они ими вместо тряпок грим стирают.
Геннадий. Ах, бандиты! Ладно, я им скажу.
Телефон звенит.
(
Телефон умолкает.
Ступай.
Метелкин. Слушаю. (
Геннадий. Первый час. Но если, дорогие граждане, вы желаете знать, кто у нас в области театра главный проходимец и бандит, я вам сообщу: это Васька Дымогацкий, который пишет в разных журнальчиках под псевдонимом Жюль Верн. Но вы мне скажите, товарищи, чем он меня опоил? Как я мог ему довериться?
Метелкин (
Геннадий (
Метелкин. Пожалуйте. (
Дымогацкий (
Геннадий. А, здравствуйте, многоуважаемый товарищ Дымогацкий, бонжур, мсье Жюль Верн!
Дымогацкий. Вы сердитесь, Геннадий Панфилыч?
Геннадий. Что вы? Что вы! Я сержусь? Хи-хи! Я в полном восторге!
Дымогацкий. Болен я был, Геннадий Панфилыч! Ужас! Ужас...
Геннадий. Скажите пожалуйста?.. Ах... ах... Скарлатиной?
Дымогацкий. Жесточайшая инфлуенца, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Так, так...
Дымогацкий. Вот, я принес, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Какое у нас сегодня число, гражданин Дымогацкий?
Дымогацкий. Восемнадцатое по новому стилю.
Геннадий. Совершенно верно. А вы дали честное слово, что пьесу доставите пятнадцатого!
Дымогацкий. Всего три дня, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Три дня! А вы знаете, что за эти три дня произошло? Савва Лукич в Крым уезжает! Завтра в одиннадцать часов утра.
Дымогацкий. Да что вы?!
Геннадий. Вот вам и «да что вы». Стало быть, ежели мы сегодня ему генеральную не покажем, то получим вместо пьесы кукиш. Вы мне, господин Жюль Верн, сорвали сезон. Я, старый идеалист, поверил вам. Когда вы аванс в 400 рублей тяпнули, у вас небось инфлуенцы не было по новому стилю. Я на декорации потратился! Производственный план сломал! Так поступатели не пи... Так писатели не поступают, дорогой гражданин Жюль Верн!
Дымогацкий. Геннадий Панфилыч! Что же теперь делать?
Геннадий. Что теперь делать? Метелкин! Метелкин!
Метелкин (
Геннадий. Вот что: чего они там шумят?
Метелкин. Бал репетируют[67].
Геннадий. К черту бал! Вели прекратить и чтобы ни один человек из театра не уходил.
Метелкин. Разгримироваться?
Геннадий. Некогда. Все нужны. Как есть.
Метелкин. Слушаю. (
Геннадий (
Дымогацкий вздрагивает и бледнеет.
Так вот, Савва Лукич, необходимо разрешеньице. Чего-с? Или запрещеньице? Хи. Остроумны, как всегда. Что? До осени? Савва Лукич, не губите! Умоляю просмотреть сегодня же на генеральной... Готова пьеса, совершенно готова. Ну что вам возиться с чтением в Крыму? Вам нужно купаться, Савва Лукич, а не всякую ерунду читать. По пляжу походить! Савва Лукич, убиваете!.. До мозга костей идеологическая пьеса. Неужели вы думаете, что я допущу что-нибудь такое в своем театре?.. Через двадцать минут начинаем. Ну хоть к третьему акту, а первые два я вам здесь дам посмотреть. Крайне признателен. Гран мерси. Слушаю! Жду. (
Дымогацкий. Неужели он так страшен?
Геннадий. А вот сами увидите. Я тут наговорил — идеологическая, идеологическая, а ну как она вовсе не идеологическая?.. Главное горе, что и просмотреть-то ведь некогда... (
Дымогацкий. Я старался, Геннадий Панфилыч.