Том 3. Менестрель. Поэмы

Ирония была девичка,
Как говорится, полевичка,
Лисичка, птичка, лесовичка:
Поет, дичится и хитрит.
Она умнее горожанок,
Изысканнее парижайок,
Студеней льда и скользче санок,
И сангвистичнее, чем бритт.
Она — то просолонь, то тучка,
Превыкрутаснейшая штучка,
Неуловима, как налим…
И жаждою ее палим,
К ней Ганс зальнул своими «льнами»,
Иначе, говоря меж нами:
Ее оженщинить решил…
Во всеоружьи разных шил,
Отмычек чувственности женской:
Конфект, ликеров и помад,
Ее вовлек он в аромат
Страны блаженной и блаженской,
Ороив внешне свой Эреб,
Как место непотребных треб
Клокочущей кипящей плоти…
И очутилось в позолоте,
Сусальной, как оса средь сов,
Как колоннада на болоте,
Дитя олисенных лесов…
Он в доме закрывал засов,
Уча ее, подчас, конфете,
Ликеря трезвый мозг ее,
Сначала речил ей о Фете,
Точа исподтишка копье
Для чувственности лесовички,
Змеившей на плечи косички;
Затем ей Веннингера дал —
Для однобочья изученья —
Теорию предназначенья
Паденья женщины… Скандал
Он произвел в дичке-девичке;
Дал Гансу отповедь дичок:
«О, Ваш философ — дурачок!
В мороз, должно быть, рукавички
Стащили девки с белых рук
Философа, и он вокруг
Себя стал поносить всех девок,
Морозя пальцы и ладонь…
Поглубже мысль мою одонь,
Желающий: флажки без древок —
Пожалуй, вовсе не флажки,
Как без начинки пирожки…
Так и отвергнутый философ,
Чей взгляд на женщин стоеросов…»
И иронически свистя,
Мотивы страстного романса,
Ирония глядит на Ганса,
Который, пять минут спустя,
Ей говорит: «Вы слишком детски
На это смотрите…» А та:
«Нет-с, кэта выглядит по-кэтски,
Когда взирает на кота…»
Ирония гадает: «Юрий
Считает Ганса другом-бурей.
Не отпущу его: пусть штиль —
Излюбленный наш будет стиль,
А там посмотрим…»

4