— Ах, я самый больной на свете. Надо поскорее уложить меня в постель.
Теперь Малыш стал ломать голову над тем, как ему попасть на крышу, ведь летать он не умел.
— Только без паники! — сказал Карлссон. — Я посажу тебя на спину, и полетим ко мне домой! Смотри не сунь пальцы в пропеллер.
— А ты в самом деле сможешь удержать меня? — спросил Малыш.
— Поглядим. Мне самому интересно, смогу ли я пронести тебя хотя бы полпути. Если не смогу, то можно будет высадить тебя по дороге.
Малышу такой выход не показался заманчивым, он не хотел, чтобы его высаживали на полпути к крыше, и немного растерялся.
— Я уверен, что все будет в порядке, если только мой мотор не забарахлит.
— Надо же, — сказал Малыш, — ведь тогда мы плюхнемся вниз.
— Плюх! Конечно плюхнемся, — обрадовался Карлссон. — Так ведь это дело житейское, — сказал он и махнул рукой.
Малыш решил тоже считать, что это дело житейское. Он написал маме записку и оставил ее на столе:
Лучше всего было бы, конечно, успеть вернуться прежде, чем они найдут записку. Но если уж его хватятся, нужно, чтобы они обязательно узнали, где он. Иначе будет такой же шум, как в тот раз, когда они были у бабушки, а он решил прокатиться на поезде. После мама заплакала и спросила его: «Скажи, Малыш, почему ты не сказал мне, что хочешь прокатиться на поезде?» — «Потому что я хотел прокатиться».
Вот и на сей раз он собирался полететь с Карлссоном на крышу, поэтому лучше было никому об этом не говорить. А если они хватятся его, он всегда сможет оправдаться тем, что оставил записку.
Но вот Карлссон приготовился стартовать. Он нажал кнопку на животе, мотор зажужжал.
— Ну, хоп! Прыгай мне на спину! Летим!
И они полетели. Вылетели в окно и поднялись в воздух. Карлссон сделал лишний вираж над крышей ближайшего дома, чтобы проверить, хорошо ли работает мотор. Но мотор стучал ровно и четко, так что Малышу было вовсе не страшно, а, наоборот, весело.
Под конец Карлссон приземлился на их собственную крышу.
— Посмотрим, сможешь ли ты найти мой дом, — сказал Карлссон. — Я не буду говорить, что он стоит за трубой, ты должен сам найти.
Малышу до сих пор никогда еще не доводилось бывать на какой-нибудь крыше. Но он не раз видел дяденек, которые, привязав к поясам веревки, ходили по крышам, сбрасывая снег. Малыш завидовал им, но теперь он был таким же счастливым, как они, хотя и не был привязан веревкой. Когда же он, балансируя, подошел к трубе, под ложечкой у него как-то странно защекотало. За трубой оказался домик Карлссона. Ах какой хорошенький был этот домик! С зелеными рамами и симпатичной лесенкой, на которой можно было посидеть, если захочешь. Но сейчас Малышу хотелось поскорее войти в дом и поглядеть на паровые машины, на картины с петухами и на все-все, что было у Карлссона.
На двери висела табличка, чтобы все знали, кто здесь живет. На ней было написано:
КАРЛССОН, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ НА КРЫШЕ, —
Карлссон распахнул настежь дверь и крикнул:
— Добро пожаловать, милый Карлссон… и ты, Малыш, тоже!
И он первым вбежал в комнату.
— Я должен лечь в постель — ведь я самый больной на всем свете! — крикнул он и плюхнулся ничком на красный деревянный диванчик, стоявший у стены.
Малыш тоже вошел в комнату. Его так и распирало от любопытства.
Он сразу же увидел, как уютно в домике Карлссона. Кроме диванчика, здесь стояли верстак, служивший, вероятно, Карлссону столом, шкаф и несколько стульев. Еще был очаг с железной решеткой. Видно, здесь Карлссон готовил себе еду.
Но паровых машин в комнате что-то не было видно. Малыш огляделся по сторонам и наконец спросил:
— А где твои паровые машины?
— Хм… Мои паровые машины… взорвались все до одной. Не иначе как предохранительные клапаны были не в порядке! Но это пустяки, дело житейское, горевать об этом не стоит.
Малыш снова оглядел комнату.
— А где же твои картины с петухами? Они что, тоже взорвались? — ехидно спросил Малыш, рассердившись на Карлссона.
— Вовсе нет. А что же это тогда, по-твоему? — спросил тот, показав на картонку, прибитую гвоздем рядом со шкафом.
В углу картонки и в самом деле был нарисован петух, маленький красный петушок. Больше на картонке никаких рисунков не было.
— Эта картина называется «Ужасно одинокий петух», — заявил Карлссон.
Малыш взглянул на петушка. Неужели тысячи картин с петухами превратились в домике Карлссона в одного замухрышку петушка?
— Очень одинокий петух, нарисованный лучшим в мире рисовальщиком петухов, — с дрожью в голосе сказал Карлссон. — Ах какая красивая и печальная эта картина! Но сейчас мне плакать никак нельзя, а то поднимется температура.
Он откинулся на подушки и приложил руку ко лбу.
— Ты собирался заменить мне маму, так давай, начинай!
Малыш не знал толком, с чего начать.
— У тебя есть какие-нибудь лекарства? — спросил он нерешительно.
— Да, есть, но принимать мне ни одно из них неохота… А у тебя есть монетка в пять эре?
Малыш нашарил в кармане пятиэровую монету.
— Дай мне, — велел Карлссон.