Том 3

Николай(весьма приятно и непонимающе). А что не вышло-то?

Серафима. То, что было задумано… загадано.

Николай(почти по-детски). «Загадано»… Смешно как выражаетесь. Люблю подхватывать смешные выражения. «Загадано». Пошутите еще. Как-то радостно, когда вы так шутите.

Серафима. Ох, вкрадчивый… Я Аллочке говорю: таких бояться надо. Но это особо. Все же видно, что не вышло… И спрашивать не надо.

Николай. Если серьезно… то, конечно, не вышло. С Нового года мечтал я справить себе летний костюмчик по моде. Брючки снились, как струны… пиджачок, как у солнечного клоуна… Но моя сберкнижка дала течь. Не вышло, Серафима Никитична, не вышло. Смешно?

Серафима. Не зря вы клоуна сюда приплели, Коленька. Я Аллочке говорю: не верь… Я-то отлично понимаю эти шуточки, эти ваши улыбочки. У вас главное дело жизни не вышло… бригада ваша… как ее там называют?.. Коммунистическая?

Николай. Да, коммунистическая.

Серафима. Она под откос летит… (Певуче). Да, Николай Бурятов… не вышло… хоть и газеты и радио… Но не вышло.

Николай. Серафима Никитична, перевернем страницу. (Делается строже). Могу оставить автограф: не вышло… главное дело жизни и все такое… Перевернем страницу. Начнем с вас. Это правда, что вы религией занимаетесь?

Серафима(автоматически, с усмешкой). Религия — дурман для народа.

Николай. Я лично считаю, что религия — кошмар для народа. У меня через забор поп квартирует, отец Терешка… тот — да. Но когда мне говорят, что вы религией занимаетесь, я как-то теряюсь.

Серафима(легко). Ребенок, почему?

Николай. Вот как раз… как раз хочу сказать вам как ребенок: у вас глаза…

Серафима. Как бирюза. Знаю. Дальше.

Николай. Нет, действительно. С такими глазами человека можно превратить в мумию. И руки ваши… тело также, вообще…

Серафима. Он как ребенок… хватит. К чему это?

Николай. К тому, что религия… я не знаю… там ведь дух какой-то.

Серафима(наставительно). Молодой человек, запишите в свои тетрадки, что дух к телу никакого отношения не имеет. Дух сам по себе, тело само по себе. Я Аллочке это всегда говорю.

Николай(думающе и с болью). Откуда вы взялись?

Серафима. Это что за нахальство?!

Николай. Молчу.

Серафима. Я дальняя родственница Григорию Григорьевичу.

Николай. Дальняя… дальнейшая.

Серафима. Опять нахальство.

Николай. Молчу.

Серафима(вдумываясь). Что значит — дальнейшая?

Николай. Да так… болтаю сам не знаю что.

Серафима. Ой ли, ребенок?

Николай(мягко, покорно). Многого не замечаю, что надо замечать, не улавливаю… Жаль. Так и не уловил, когда вы в этом доме сделались дальнейшей родственницей.

Серафима(пронзительно). А какое вам дело?

Николай(точно не заметил силы вопроса). Для разговора сочиняю… ожидание настраивает.

Серафима. Я никого не жду.

Николай. А я жду Аллочку.

Серафима(с усмешкой). В Ленинград уезжаете?

Николай(чуть не вздрогнул). Кто вам сказал?

Серафима. Она же.

Николай(внутренне поражен). Вот какая у вас дружба!

Серафима. Я в Аллочке души не чаю.

Николай. А душа у вас тоже отдельно от этого… от организма?

Серафима(мягко). Ах, Коля, ну что вы понимаете… «Душа»! Это вот я могу читать душу человека. Вы — нет. Не потому, что молодой, а потому, что такой азбуки не проходил. Я могу дальше сказать… для вас специально. Почему у вас не вышло?.. Вы же страдаете от этого… А потому не вышло, что вы не знаете даже, каким ключом открывается собственная душа. А лезете… куда?! Почти что на небо. Бригады коммунистического труда… молись, и только. У меня нет бригад, зато есть души людские… И отчего они ко мне льнут, этого вам не понять.

Николай(угрюмо, с ненавистью). Серафима, я тебе Аллочку не отдам.

Серафима(почти так же, но с улыбкой). Поздно спохватился.

Николай. Это точно, поздно.

Серафима. То-то…

Николай(встал). Дурак… считал, что у нее несчастная любовь. А это ты… Ты — что-то подозрительное. Чувствую.

Серафима. Не бойся, не кусаюсь.

Николай(в раздумье). В самом крайнем случае я тебя убью… и сам погибну, но не дам… Убью!

Серафима(встала). Вот хорошо… убей. Хоть здесь, возьми и задуши.

Николай(отстраняясь). Какая ты…

Серафима. Нехорошая, бессовестная, малосознательная… (Смех.) Дурачок, не тебе воевать со мной за Аллочку. Тюря.

Николай. Да, такое у меня впервые! Но ты смотри! Тюря — пища наша, крестьянская.