Том 3

Павел Михайлович. Самое ужасное, Афанасий Кузьмич, что вы не умеете возвышать жизнь. Вы, наверно, часто повторяете, что жизнь прекрасна. А что оно такое — это прекрасное? По моему разумению, самое прекрасное в жизни есть человек… и не всякий человек… он может быть отвратителен и даже недостоин жить среди людей… Но когда я встречаю на своем пути человека, нашего современного советского человека, наделенного огромной душевной красотой, мне делается еще радостнее жить. Ибо человек, свободный от капитализма, новый, цельный, да к тому же наделенный душевной красотой, для меня есть какое-то совершенство, радость. Я в нем вижу будущее мира, коммунизм. А коммунизм не в камнях, он в людях.

Входит Суходолов.

Суходолов. Рад тебе, Павел Михайлович! А с тобой, Дононов, кажется, еще не виделись? Здорово.

Дононов. Даже не помнишь, виделись или нет!

Суходолов. Да ведь ты больше с моей женой общаешься…

Дононов. Поневоле приходится, раз ты с нею не общаешься.

Суходолов. Может быть, думаешь жениться… даже и тебе не рекомендую.

Дононов. С одной женой живу… с собственной.

Суходолов. До чего похоже! Моя жена тоже на меня смотрит как на свою собственность… Вы что?.. Из одной деревни?

Дононов. А ты кичишься своим пролетарским происхождением!

Суходолов. Кичусь. Лаптем щи не хлебал.

Павел Михайлович. Довольно! Стыдно должно быть! Большие люди… (Помолчал.) Я уполномочен вам объявить решение, касающееся каждого из вас. Тебе, Димитрий Алексеевич, ставится на вид то, что ты занял неправильную линию в отношении партийного руководства…

Суходолов. Мне?!

Павел Михайлович. Тебе! Но и руководство решено укрепить парторгом ЦК. Товарищ Дононов назначен начальником строительства Кедрового стана.

Дононов. Радуйся и веселись!

Суходолов. А кто парторг ЦК? Еще не назначен?

Павел Михайлович. Нет, назначен. Я.

Суходолов(Дононову). А ты не рад?

Дононов. Когда официально будем оформляться?.

Павел Михайлович. Время не терпит, хоть сегодня.

Дононов. Слушаюсь. Теперь, товарищ Суходолов, твои личные дела будут меня меньше всего касаться. Можешь спать спокойно. (Уходит.)

Суходолов. Какой тяжелый человек!

Павел Михайлович. Его несчастье в том, что он сам понять не может, что в нем настоящее, что временное. По закону вещей, он должен в этом разобраться. Как думаешь, на новой должности справится?

Суходолов. Давно не было у меня такого радостного настроения. Вот ведь… Пойми меня… здесь на столе, вон там перед тобой, лежат проекты наших ученых… в этих проектах масса риску и страшная заманчивость… Хочется подарить народу миллионы неожиданной экономии… Реальные миллионы… Но наши отношения с этим Дононовым стали такими, что и по большим вопросам говорить немыслимо. А ведь он — дельный хозяйственник и на Кедровом себя покажет.

Павел Михайлович. Приезжай нынче вечером ко мне домой.

Суходолов. Нынче не могу. Завтра можно?

Павел Михайлович. Занят… чем?.. Впрочем, не спрашиваю.

Суходолов. Как мое дело, прекратилось?

Павел Михайлович. Мы в обкоме посоветовались и решили прекратить. Большинство решило.

Суходолов. А Дононов свои обвинения не снял?

Павел Михайлович. Не снял и никогда не снимет. Тут убежденность. Но твои противники тебя же и реабилитировали.

Суходолов. Противники… Они противники всего, что не укладывается в их птичьих представлениях. Стоили они мне крови.

Павел Михайлович. Новый мир рождается в муках. Я повторяю эту простую истину к тому, что он рождается. Но с мещанами воевать надо. Они даже коммунизм хотят видеть мещанским раем. Покой, упитанность и ничегонедуманье.

Суходолов. А теперь, когда нет официальщины, когда ты… словом, теперь, а не тогда, когда ты на меня кричал… я признаюсь тебе в том, чего ни в какой протокол не запишешь. Я действительно люблю одну девушку, которая моложе меня лет на двадцать пять.

Павел Михайлович. Если пошло у нас так откровенно, то скажи серьезно, как определить твою любовь? Что с тобой случилось, Димитрий Алексеевич?

Суходолов. Сам не знаю. Да и любовь ли это в распространенном смысле, если серьезно говорить? Другое что-то… может быть, одна мечта.

Павел Михайлович. Мечта… Понятно. Это красиво, благородно… Но о чем мечта?

Суходолов. Как — о чем? Ни о чем.

Павел Михайлович. Так не бывает. Мечта есть высшее стремление души к чему-то ей, душе, недостающему. К чему?

Суходолов. Я не знаю. Хочу поймать, конкретизировать и не умею.

Павел Михайлович. Потребность подлинной любви, если ты ее не знал?

Суходолов. Наверно… да. Скорей всего.

Павел Михайлович. Может быть, и так, что тебе не хватало в жизни проникновенной женской дружбы.