Фредерик сидел напротив, на складном стуле, и они глядели на него, одна - соблюдая приличия, только глазами, другая же - совершенно не стесняясь, разинув рот, так что г-жа Дамбрёз сказала ему:
— Да повернитесь же, дайте ей посмотреть на вас!
— О ком это вы?
— О дочери господина Рокка!
И она стала вышучивать его, дразнила любовью юной провинциалки. Он защищался, стараясь смеяться:
— Мыслимо ли это? Помилуйте! Такой урод!
Однако все это бесконечно тешило его тщеславие. Ему вспомнился другой вечер в этом доме, унижение, которое он переживал, уходя отсюда, - и он дышал полной грудью; он чувствовал себя в своей настоящей сфере, почти как дома, будто все это, в том числе и особняк г-на Дамбрёза, принадлежало ему. Дамы, сидя полукругом, слушали его, а он, желая блеснуть, высказался за восстановление развода, который следовало бы облегчить настолько, чтобы можно было сходиться и расходиться до бесконечности, сколько душе угодно. Одни возражали, другие перешептывались; в полумраке, у стены, обвитой кирказоном, слышались отрывистые возгласы; это было какое-то веселое кудахтанье; а он развивал свою теорию с той уверенностью, какую придает сознание успеха. Лакей принес в крытую аллею поднос с мороженым. Подошли мужчины. Говорили они об арестах.
Тут Фредерик, в отместку виконту, стал уверять его, что, пожалуй, его станут преследовать как легитимиста. Виконт возражал, что не выходил из своей комнаты; противник его не скупился на зловещие предостережения; это смешило даже г-на Дамбрёза и г-на Гремонвиля. Затем они наговорили комплиментов Фредерику, хотя и пожалели, что он не применяет своих способностей в защиту порядка; и они дружески жали ему руку, - отныне он может рассчитывать на них. Наконец, когда все уже расходились, виконт очень низко поклонился Сесиль:
— Сударыня, честь имею пожелать вам спокойной ночи!
Она сухо ответила ему:
— Спокойной ночи!
А Мартинону улыбнулась.
Дядюшка Рокк, желая продолжить беседу с Арну, предложил проводить его «вместе с супругою», - ведь им было по дороге. Луиза и Фредерик шли впереди. Она схватила его под руку, а когда они оказались на некотором расстоянии от прочих, промолвила:
— Ах, наконец-то, наконец-то! И страдала же я весь вечер! Какие эти женщины злые! Какие надменные!
Он взял их под свою защиту.
— Во-первых, ты мог бы подойти ко мне с самого начала, ведь мы целый год не видались!
— Не целый год, - сказал Фредерик, довольный тем, что поймал ее на этой подробности, и надеясь обойти все остальное.
— Хотя бы и так! Время тянулось так медленно! Но тут, на этом ужасном обеде, можно было подумать, что ты меня стыдишься! Ах, понимаю, я не могу нравиться так, как они.
— Ты ошибаешься, - сказал Фредерик.
— Правда?! Клянись мне, что ни в кого из них не влюблен!
Он поклялся.
— И любишь меня одну?
— Ну, еще бы!
Это уверение возвратило ей веселость. Ей теперь хотелось заблудиться на этих улицах, чтобы всю ночь гулять с ним.
— Я там так мучилась! Только и речи было, что о баррикадах! Мне все мерещилось, что ты падаешь навзничь, весь в крови! Твоя мать лежала в постели, у ней ревматизм. Она ничего не знала. Мне приходилось молчать! Я не выдержала! Взяла с собой Катерину...
И она рассказала ему о своем отъезде, о путешествии и о том, как налгала отцу.
— Через два дня он повезет меня домой. Приходи завтра вечером, как бы невзначай, и воспользуйся случаем, поговори с отцом, посватайся.
Фредерик никогда еще не был так далек от мысли о браке. К тому же м-ль Рокк казалась ему созданьицем довольно смешным. Какая разница между нею и женщиной вроде г-жи Дамбрёз! Совсем иная будущность суждена ему. Сегодня он в этом уверился, так что не время было связывать себя, решаться на столь важный шаг под влиянием сердечного порыва. Теперь надо быть рассудительным, - и ведь он снова увидел г-жу Арну. Между тем откровенность Луизы смущала его. Он спросил:
— Обдумала ли ты как следует этот шаг?
— Да что ты! - вскрикнула она, похолодев от изумления и негодования.
Он сказал, что жениться в настоящее время было бы безумием.
— Так я тебе не нужна?
— Да ты меня не понимаешь!
И он пустился в очень запутанные рассуждения, пытаясь втолковать ей, что его удерживают высшие соображения, что дел у него без конца, что даже состояние его расстроено (Луиза коротко и ясно разбивала все доводы), что, наконец, и политические события препятствуют. Итак, самое благоразумное - выждать еще некоторое время. Все, наверно, устроится, - он, по крайней мере, надеется на это; а когда все доводы были исчерпаны, он притворился, будто сейчас только вспомнил, что ему уже два часа тому назад надо было зайти к Дюссардье.
Раскланявшись с остальными, он повернул на улицу Отвиль, обошел здание театра «Жимназ», вернулся на бульвар и бегом поднялся на пятый этаж к Розанетте.