Том 3

У нас иногда говорят, что вот, мол, тот или иной очерк удачен, берет за душу тем, что злободневен, что в нем подняты острые, важные вопросы. И только. Умаляется роль мастерства. Вопросы-то вопросами, их вокруг нас миллионы — надо же суметь в художественной форме поднять эти вопросы. Лишь тот очерк берет за душу, читается как увлекательный роман или повесть (и, стало быть, идет первым сортом литературы, а не вторым и не третьим, по прейскуранту профессора Тимофеева), который написан мастером, художником.

В очерках Калинина «На среднем уровне» и в продолжении этих очерков «Лунные ночи» есть все присущее большой литературе: живые, сильные характеры, типизация явлений, острые конфликты, захватывающие, острые мысли, драматизм, поэзия больших и светлых человеческих чувств. В «Лунных ночах» автор глубоко, как-то интимно, по-домашнему проникает в жизнь народа. Дарья — очень волнующий и привлекательный образ колхозницы.

Не хватает в очерках, может быть, жесткого отбора главного, самого главного. Неизвестно, как и что разовьется дальше (очерки еще не закончены), но вот в тех частях, которые мы читали, писатель Михайлов, например, кажется лишним персонажем. Все было бы на месте и без него. Но в общем это дело автора, как он поведет дальше.

Очерки Калинина принадлежат как раз к этой самой спорной литературной категории. В них нет ничего точно «сфотографированного». Еремин, Молчанов, Неверов, Дарья, агроном Кольцов, секретари обкома Семенов и Тарасов — это все «вымышленные», собирательные персонажи. Может быть, это надо считать повестью?

Но и сам Анатолий Калинин назвал свое произведение очерками, и нам кажется, что это очерки, причем очерки, написанные в хороших традициях большой русской литературы, лучших наших очеркистов.

Но все же, видимо, и на Калинина в какой-то мере повлияла эта путаница в определении места и значения очерка и принижение очерка как литературы не первого сорта. Очень уж заманчиво-беллетристическое название дал он последним главам: «Лунные ночи». Это все дурное влияние составителей литературных прейскурантов.

В большом очерке молодого автора Григория Бакланова «В Снегирях» дана весьма поучительная для многих председателей колхозов драматическая история очень талантливого, но во многом действующего неверными методами, зарвавшегося, с элементами самодурства в характере председателя богатого, передового колхоза «Авангард» Федора Денисова. Поучительна эта история и для секретарей райкомов, призванных воспитывать таких людей, как Денисов. Ведь он в душе советский человек, и нет для него жизни вне колхоза, вне интересов колхоза, которым он руководит двадцать с лишним лет. Когда такие люди падают — это грех, тяжкий грех районных и областных партийных руководителей.

Тема не новая, встречали мы уже таких председателей колхозов в произведениях других авторов. Но у Г. Бакланова эта тема разработана очень по-своему, ни на кого не похоже.

Большой кусок колхозной жизни проходит перед нами в этом очерке. Великолепно, очень колоритно выписан сам Денисов. Не много действует в очерке Табаков, но успеваешь крепко полюбить его, настоящего коммуниста, воспитателя народа, бескорыстного «специалиста по вытягиванию отстающих колхозов». Хорош, не шаблонен секретарь райкома Ермаков. Да и всех остальных персонажей видишь как живых. Вещь читается с большим интересом. Видимо, полюбят ее читатели, и не только деревенские. И строгая очерковая форма, отсутствие всяких беллетристических украшательств и ухищрений нисколько не снижают художественной убедительности вещи, наоборот, усиливают ее какой-то особой житейской достоверностью. Читаешь — и будто имеешь дело с живыми людьми, будто все это списано с фактического колхоза и автору лишь осталось назвать адрес: поезжайте, найдите этих людей и убедитесь сами, что все это так. А на самом деле, как и в очерках Калинина, это не фактография, это все вымышленное и обобщенное.

Занимаясь сам очерками, я понимаю душу очеркистов и знаю их некоторые хитрости, догадываюсь кое о чем. Иногда вот такая очерковая форма придается вещи автором умышленно, для того чтобы у читателя больше было веры в то, что им написано. Как будто это все действительно с одного колхоза списано и этот колхоз под таким же названием, все эти люди с этими же именами точно существуют в натуре. Только автор, по забывчивости, может быть, не указал адрес, где это все происходит. Это невинная хитрость, ничего тут подлежащего писательскому суду чести нет, такой «доброкачественный обман» читателя допускается в литературе. Лишь бы не было вранья в другом, в главном — в самом существе описываемых явлений. Но вот оказывается, что на эту удочку очеркистов попадаются иногда и искушенные, опытные литературоведы. Это отсюда идет школярски-примитивное разграничение очерка с рассказом: рассказ — это «сочинение», а очерк — факты. А вот бывает так — по форме как бы очерк, а по существу рассказ, повесть. Как это назвать, на какую полочку поставить?..