Том 3

– Готово дело! – крикнул Чарли, когда мы быстро пересекли длинный ряд поплавков, отмечавших край сети. На одном конце этого ряда плавал маленький бочонок – буек, а на другом была лодка с двумя рыбаками. Бочонок и лодка вдруг начали быстро сближаться, а рыбаки, увидев, что мы тащим их за собой, принялись громко кричать. Две-три минуты спустя мы зацепили вторую сеть, за ней третью и, двигаясь посредине флотилии, цепляли на крюк одну сеть за другой.

Потрясенные рыбаки смотрели на нас в полном смятении. Как только мы цепляли сеть, оба ее конца, буек и лодка, сближались и неслись за нашей кормой; и вся эта стая лодок и буйков мчалась за нами с такой головокружительной быстротой, что рыбаки едва успевали управляться с лодками, стараясь не разбиться друг о друга. Греки орали что есть мочи, требуя, чтобы мы остановили судно; они думали, что это веселая шутка подвыпивших матросов, им и в голову не приходило, что на шхуне рыбачий патруль.

Даже одну сеть тащить нелегко, и Чарли с Оле Эриксеном решили, что, несмотря на попутный ветер, «Мэри-Ребекке» не справиться больше чем с десятью сетями. Поэтому, подцепив десяток сетей и волоча за собой десять лодок с двадцатью рыбаками, мы свернули влево, оставив позади флотилию, и направились в Коллинсвиль.

Мы ликовали. Чарли так гордо стоял у руля, как будто вел домой победившую на гонках яхту. Два матроса, составлявшие весь экипаж «Мэри-Ребекки», потешались и скалили зубы. Оле Эриксен потирал свои ручищи с детской радостью.

– Я думал, ваш рыбачий патруль никогда не имел такой удача, как на шхуне Оле Эриксена, – сказал он, как вдруг за кормой хлопнул выстрел, прожужжала пуля, чиркнула по свежевыкрашенной, обшивке каюты и, ударившись о гвоздь, со свистом отскочила в сторону.

Для Оле Эриксена это было уж слишком. Увидев, что ему испортили новенькую обшивку, он вскочил и погрозил рыбакам кулаком; но тут вторая пуля угодила в стенку каюты, в шести дюймах от его головы, и он поскорей растянулся на палубе, укрывшись за бортом.

У всех рыбаков были ружья, и теперь они принялись палить все разом. Мы попрятались кто куда, даже Чарли пришлось бросить штурвал. Если бы не тяжелые сети за кормой, мы наверняка попали бы в руки разъяренных рыбаков. Но сети, прочно зацепившиеся за днище «Мэри-Ребекки», тащили ее корму на ветер, и она по-прежнему держала курс, хотя и не очень точно.

Лежа на палубе, Чарли мог дотянуться до нижних спиц рулевого колеса, но управлять шхуной таким способом было крайне неудобно. Тут Оле Эриксен припомнил, что в трюме у него лежит большой стальной лист. Это был кусок бортовой обшивки «Нью-Джерси»: пароход недавно потерпел крушение возле Золотых ворот, и «Мэри-Ребекка» принимала участие в его спасении.

Двое матросов, Оле и я осторожно проползли по палубе и притащили тяжелый стальной лист наверх, а затем поставили его на корме, как щит, загородив штурвал от рыбаков. Пули щелкали и звенели, ударяясь о гудевший, как колокол, щит, но Чарли только посмеивался в своем укрытии и спокойно правил рулем. И так мы мчались вперед: за кормой – орава вопивших от ярости греков, впереди – Коллинсвиль, а вокруг рой свистевших пуль.

– Оле, – сказал вдруг Чарли упавшим голосом, – я не знаю, что нам теперь делать.

Оле лежал на спине у самого борта и усмехался, глядя в небо; он повернулся на бок и взглянул на Чарли.

– Я думал, мы будем идти в Коллинсвиль, как хотел раньше, – ответил он.

– Но мы не можем там остановиться, – простонал Чарли. – Я никак не ожидал, что мы не сможем остановиться.

Широкое лицо Оле Эриксена выразило полную растерянность.

Увы, это была правда. За спиной у нас осиное гнездо, а остановиться в Коллинсвиле – значит сунуть в это гнездо голову.

– У каждого чертова грека ружье, – весело сказал один из матросов.

– Да еще нож в придачу, – отозвался второй.

Теперь уж застонал Оле Эриксен.

– И зачем только шведский человек, как я, совать свой нос в чужие дела, будто обезьяна! – пробормотал он про себя.

Пуля щелкнула по корме и пролетела над правым бортом, жужжа, как разозленная пчела.

– Остается только пристать к берегу, бросить «Мэри-Ребекку» и удрать, – сказал веселый матрос.

– Бросать «Мэри-Ребекку»? – воскликнул Оле Эриксен с непередаваемым ужасом в голосе.

– Дело ваше, – отозвался тот. – Только я хотел бы оказаться за тысячу миль отсюда, когда эти парни взберутся на борт. – И он указал на беснующихся греков, которых мы продолжали тащить за собой.

Мы как раз поравнялись с Коллинсвилем, и, вспенивая воду, прошли так близко от пристани, что до нее можно было добросить камень.

– У меня одна надежда, что ветер продержится, – сказал Чарли, украдкой поглядывая на наших пленников.

– А что нам ветер? – уныло спросил Оле. – Скоро по река нельзя пройти, и тогда… тогда…

– Тогда мы заберемся в глухие места и попадем в лапы грекам, – добавил веселый матрос, пока Оле раздумывал над тем, что случится, когда мы дойдем до истока реки.