Он уже чувствовал, что еще до того, как родиться ему, бытие уже определило границы его возможностей и отпело ему удали, озорства, смелости и обреченности, сколько было свободных в том краю и среди тех людей, где началась его жизнь. Нефес отвел от него глаза и стал слушать воздух.
— Едут конные, — сказал он, и вместе с его словами пуля, вынырнув из темноты, взорвалась в костре и высоко подбросила угли горящим фонтаном. Вслед за ней другая, распоров копну песка, завизжала и запылила поспешно.
— Тушить костры! — крикнул Манасеин.
Нефес на четвереньках пополз к колодцу. Забились и застонали верблюды. Припадая на ногу, пробежал Ключаренков, волоча за собой берданку.
— Итыбай-Госторг! — крикнул кто-то.
Адорин обернулся, но старика уже не было. Елена с Евгенией возились у вещей, нагромождая их в кучи. Началась частая стрельба. Адорин подбежал к женщинам.
— Что делать? — спросил он.
— Идите к верблюдам! — крикнула, не оборачиваясь, Елена. — Там никого нет.
Он подбежал к верблюдам и увидел, что их поднимает ударами низенький человек в халате, опоясанном патронташем. Он рванул его за плечо, чтобы узнать — свой ли, и голова его брызнула во все стороны, как лопнувший арбуз. Боль была настолько сильной, что уже не ощущалась как боль, и он крикнул от смеха, валясь на песок.
Узнав, что хасаптан Илиа выдал план его похода, Магзум Бек-Темир быстро изменил направление своего рейда и взял круто на запад, оставив вправо от себя старый, еще сохранившийся от Тимура, колодезный шлях, и по безводной полосе пошел на север. Он еще не представлял себе достаточно ясно, что надлежит ему теперь предпринять, и не мог ничего решить, не зная, как развернется за ним погоня. Осторожности ради он ушел с караванной дороги и стал пересекать мертвые пески, чтобы незамеченным выйти севернее бугров Чеммерли. Об инженерах он, конечно, не думал. Все его мысли занял хасаптан Илиа, дела которого заслуживали смерти, и думать об этом было тяжело и сложно.
Не сомневаясь раньше в Илие, Магзум в пути вел речь, что он идет по зову праведного слепца Илии, видевшего тяжелые для народа звезды. Люди Магзума распространяли об Илие благочестивые и героические истории, называя его борцом, палаваном в идеальном смысле, и утверждая, что он сидел в свое время на цепи за борьбу в пользу родного народа против царя. Так Магзум шел к своему святому, произнося от его имени послания и предрекая события жизни. Он собирал Илие известность и делал ему житие истинного святого. Он раздавал по аулам мелкие вещи, якобы принадлежавшие Илие, и показывал простой пастушеский посох, присланный ему палаваном как символ твердого пути, со словами: «Пусть приведет он тебя к истине, как привел меня».
Посох этот вез в особом чехле, как знамя, молодой парень Муса.
Глядя на его светящееся почтением и страхом лицо, Магзум скрипел зубами и с наслаждением думал, как он обломает святой костыль о спину дурака Илии.
Но Муса хоть и знал, что хасаптан Илиа отвернулся от курбаши и предал его дело, не осуждал Илию, а все сваливал на судьбу. Он вез посох слепого и не видел на себе никакой вины, не боялся за жизнь и полагался на то, что все объяснится к лучшему. Сухое и легкое дерево посоха нести ему было радостно, он нес его как дерево мудрости и простоты, дающее счастье.
Отряд шел невесело. Колодцы были оставлены в стороне, и перед ними шли не посещаемые путниками места. С вечера запахло, однако, водою. Ее нежный и тонкий запах пьянил обоняние и путал все мысли, как анаша.
Магзум торопил людей, и, бросив поводья, они отдались коням, чтобы, идя на запах воды, быстрее достичь отдыха.
Так наткнулись они на костры манасеинского отряда.
Часть пятая
Магзум велел привести Нефеса.
— Где хасаптан Илиа? — гневно спросил он. — Что вы с ним сделали, со святым человеком?
— Его жизнь благополучна, Магзум, — ответил Нефес. — Он под наблюдением Итыбая-Госторга, человека, которого все знают как честного и прямого.
— Где он?
— Он в безопасности.
— Ты меня знаешь, Нефес, — сказал Магзум. — Еще когда был царь и ты водил инженеров по пустыне, мы с тобой были друзьями. Помнишь, мы ходили вместе до самого моря у Карабугаза и охраняли инженеров от иомудских джигитов, как своих детей? Помнишь, я застрелил чабана за то, что он указал инженерам дурную дорогу? Разве я плохой был стражник? А два года назад кто спас Делибая, которого взяли наши молодцы на правобережье Аму, как не я? Ты видишь, я не враг инженеров, я враг — некоторых. Делибай вызвал смертную воду, и я пришел судить его. Но Делибай еще украл слепца Илию и именем его и вымышленными его словами смущает наших людей, и я должен вернуть Илию. Если станет так, как я говорю, — идите спокойно. Если нет, — я возьму жизнь за жизнь. Думай!
Утром на пленных надели мешки, посадили их на лошадей и повезли неизвестно куда. То обстоятельство, что Илии не было среди взятых в плен, пугало Магзума. Этот проклятый торгаш Итыбай — хитрый старик и пески знает.