Том 3

За скуку, какую господин Грюн вызвал у читателя своими выдержками из Штейна и Ребо, выдержками, которые он разбавил водой, фальсифицировал и уснастил своей фразеологией, — за всё это он вознаграждает читателя следующим младогермански-брызжущим, гуманистически-пламенным и социалистически-сверкающим фейерверком:

«Весь сен-симонизм, как социальная система, был не чем иным, как ливнем мыслей, который пролила на почву Франции благодатная туча» (выше, на стр. 82–83: «световая масса, но ещё в качестве светового хаоса» (!), «а неупорядоченной лучезарности»!!). «Это было зрелище, производившее одновременно и самое потрясающее и самое забавное действие. Сам автор умер ещё до постановки, один режиссёр — во время представления; прочие же режиссёры и все актёры сбросили с себя свои театральные костюмы, наспех надели свои обычные гражданские платья, вернулись домой и сделали вид, будто ничего не произошло. Это было интересное, под конец несколько запутанное зрелище; некоторые актёры шаржировали, — вот и всё» (стр. 104).

Очень правильно выразился Гейне о своих подголосках: «Я сеял зубы драконов, а сбор жатвы дал мне блох».

ФУРЬЕРИЗМ

Кроме переводов нескольких мест из «Четырёх движений»[150], трактующих о любви, мы и здесь не узнаём ничего такого, что не было бы уже изложено полнее у Штейна. С моралью господин Грюн справляется при помощи положения, которое задолго до Фурье было высказано уже сотней других писателей:

«Мораль, по Фурье, есть не что иное, как систематическая попытка подавить страсти человека» (стр. 147).

Христианская мораль никогда не давала самой себе другого определения. Критике, которой Фурье подвергает современное сельское хозяйство и промышленность, господин Грюн не уделяет никакого внимания, а по поводу его критики торговли довольствуется переводом нескольких общих положений из «Введения» к одному отделу «Четырёх движений» («Возникновение политической экономии и споры о торговле», стр. 332, 334 в «Четырёх движениях»). Затем по поводу французской революции следует несколько выдержек из «Четырёх движений» и одна из «Трактата об ассоциации»[151] вместе с известными уже из Штейна таблицами о цивилизации. Так критическая часть идей Фурье, эта их важнейшая часть, излагается совершенно наспех, самым поверхностным образом, на двадцати восьми страницах дословных переводов, причём переводы эти ограничиваются, за очень немногими исключениями, лишь самым общим и абстрактным и сваливают в одну кучу важное и неважное.

Господин Грюн переходит затем к изложению системы Фурье. Полнее и лучше она давно изложена в цитированном уже Штейном сочинении Хуроа. Правда, господин Грюн считает «безусловно необходимым» сообщить свои глубокомысленные соображения о «сериях» Фурье, но единственно, что он может сделать в данном направлении, — это дословно перевести ряд цитат из самого Фурье и затем сочинить, как мы увидим ниже, несколько беллетристических фраз о природе числа. Он вовсе не старается показать, как Фурье пришёл к этим сериям и как он и его ученики построили их; он ни в какой мере не разъясняет внутреннюю конструкцию этих серий. Подобные конструкции, так же как и гегелевский метод, можно критиковать лишь показывая, как они строятся, и тем самым доказывая, что ты господствуешь над ними.

Наконец, у господина Грюна совершенно отступает на задний план одна черта, которую Штейн хоть в какой-то мере подчёркивает: противоположность между travail repugnant и travail attrayant^{380}.

Центром тяжести всего этого изложения является критика, которой подвергается Фурье у господина Грюна. Мы напомним читателю то, что говорили уже выше об источниках грюновской критики, и покажем теперь на нескольких примерах, как господин Грюн сперва принимает положения «истинного социализма», а затем утрирует и фальсифицирует их. Вряд ли нужно ещё упоминать, что отстаиваемое Фурье деление между капиталом, талантом и трудом даёт богатейший материал для умничанья, что здесь можно без конца разглагольствовать на тему о невозможности и несправедливости подобного деления, о привхождении наёмного труда и т. д., не критикуя вовсе этого деления на основе действительного отношения между трудом и капиталом. Ещё до господина Грюна бесконечно лучше всё это сказал Прудон, но и он не затронул даже при этом существа вопроса.

Критику психологии Фурье господин Грюн черпает, как и всю свою критику, из «сущности человека»: