Дождя нет, все пересохло в Крыму, хоть караул кричи. Вчера был у меня Дорошевич. Говорили много и долго о разных разностях. Он в восторге от Художеств<енного> театра, от тебя. Видел тебя только в «В мечтах» *.
Беру за хвост мою собаку, взмахиваю несколько раз, потом глажу ее и ласкаю. Будь здорова, деточка, храни тебя создатель. Если увидишь Горького на репетиции *, то поздравь его *и скажи — только ему одному, — что я уже не академик *, что мною послано в Академию заявление. Но только ему одному, больше никому. Обнимаю мою дусю.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 31 августа 1902 *
3819. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
31 августа 1902 г. Ялта.
Отчего ты не получаешь моих писем *, дуся? Не знаю. Я пишу тебе почти каждый день, редко пропускаю. Прежде писал в Тарасовку *, а теперь по твоему приказанию в д. Алексеева *.
Ну-с, в эти последние 4 дня я был нездоров, кашлял, тянуло всего, а теперь как будто ничего, только кашель остался. Вообще здесь я кашляю больше, чем на севере. Ты пишешь *: «Как же ты меня зовешь в Ялту, раз ты сам говорил, что мне нельзя ехать? Не понимаю. Вообще ничего не понимаю». Я звал тебя в Ялту и при этом писал, чтобы ты попросилась у Таубе и Штрауха. Не я говорил тебе, что тебе нельзя ехать, а доктора. Ты пишешь, что вообще ничего не понимаешь. Чего, собственно, не понимаешь? Я выражаюсь как-нибудь иносказательно? Я обманываю? Нет, нет, нет, дуся, это все нехорошо.
Получил письмо от М. С. Смирновой *с фотографиями и от Лили *. Отвечать им едва ли я соберусь когда-нибудь; скажи им, что не пишу, потому что скоро приеду *и увижусь с ними. Скажи, чтобы Мария и Наталия прислали мерки со своих ног *, без мерок нельзя купить башмаков.
В Ялте жарко, дождей нет совсем, и похоже, будто не будет, по ночам я обливаюсь потом. Чернила сохнут. А ведь завтра сентябрь! Деревья в саду не пропали, но и ни на один вершок не выросли.
Если урядник уступит свой участок *, то все же у нас берега не будет. А без своего берега нельзя. Тогда уж лучше взять около Алексеевых *, у уделов. Лучше же всего — подождать случая.
Пьесы Найденова еще не читал *. Как-то не тянет. Читаю богословские журналы *и вообще журналы *. Ну, будь здорова, дуся моя. Теперь я стал получать от тебя письма чаще, спасибо за это. Пиши же, не ленись, собака моя хорошая, девочка моя великолепная… Целую тебя и обнимаю много раз.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 1 сентября 1902 *
3820. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
1 сентября 1902 г. Ялта.
Милая моя, родная, опять я получил от тебя странное письмо *. Опять ты взваливаешь на мою башку разные разности. Кто тебе сказал, что я не хочу вернуться в Москву, что я уехал совсем и уже не вернусь этой осенью? Ведь я же писал тебе *, писал ясно, русским языком, что я приеду непременно *в сентябре и буду жить вместе с тобой до декабря. Разве не писал? Ты обвиняешь меня в неоткровенности *, а между тем ты забываешь всё, что я говорю тебе или пишу. И просто не придумаю, что мне делать с моей супругой, как писать ей. Ты пишешь, что тебя дрожь пробирает при чтении моих писем, что нам пора разлучаться, что ты чего-то не понимаешь во всем… Мне кажется, дуся моя, что во всей этой каше виноват не я и не ты, а кто-то другой, с кем ты поговорила. В тебя вложено недоверие к моим словам, к моим движениям, всё тебе кажется подозрительным — и уж тут я ничего не могу поделать, не могу и не могу. И разуверять тебя и переубеждать не стану, ибо бесполезно. Ты пишешь, что я способен жить около тебя и все молчать, что нужна ты мне только как приятная женщина и что ты сама как человек живешь чуждой мне и одинокой… Дуся моя милая, хорошая, ведь ты моя жена, пойми это наконец! Ты самый близкий и дорогой мне человек, я тебя любил безгранично и люблю, а ты расписываешься «приятной» женщиной, чуждой мне и одинокой… Ну, да бог с тобой, как хочешь.
Здоровье мое лучше, но кашляю я неистово. Дождей нет, жарко. Маша уезжает 4-го, будет в Москве 6-го. Ты пишешь, что я покажу Маше твое письмо; спасибо за доверие. Кстати сказать, Маша решительно ни в чем не виновата *, в этом ты рано или поздно убедишься.
Начал читать пьесу Найденова *. Не нравится мне. Не хочется дочитывать до конца. Когда переедешь в Москву *, то телеграфируй. Надоело писать чужие адресы *. Удочку мою не забудь, заверни удилище в бумагу. Будь весела, не хандри, или по крайней мере делай вид, что ты весела. Была у меня С. П. Средина, рассказывала много, но неинтересно; уже ей известно, как ты болела *, кто около тебя был, а кто не был. Старуха Средина *уже в Москве.