…неожиданно пришли две Ваши книжки… — «Просто рассказы». СПб., 1904 (1903) и «Лирические рассказы», тип. М. Маркушева, СПб., 1902, с дарственной надписью: «Антону Павловичу Чехову от его давнишнего почитателя. В. Кигн (Дедлов) 2 н<оября> 1903» (
Чехов и его среда, стр. 235). В составленном Чеховым списке книг, посланных в Таганрогскую городскую библиотеку, они значатся под № 1604 и 1605 (
ЦГАЛИ). В сопроводительном письме Кигн объяснял: «То, что я Вам посылаю, — мои старые и очень старые грехи. Поселившись в деревне, я начал их пересматривать и ужаснулся их невозможной дилетантщины. Потомства в обширном смысле у меня не будет, потомства прямого нет, но есть племянники. Нельзя же допустить, чтобы они конфузились родного дяди, — и я — племянники должны это со временем оценить — сел за нелегкую работу, за перепеканье старого хлеба. Эти „бисквиты“ вышли хоть по форме приличными. Таким образом, к концу пятого десятка я немного подучился, как писать… Урок — не дилетантствуй».
…пришло письмо… — В своем письме Кигн сообщал: «…посылаю Вам две книжки моих рассказов, подчиняясь желанию, которое можно назвать желанием дружелюбно пожать руку, а последнее вызвано на сей раз перечитыванием Ваших сочинений, выходящих при „Ниве“. Я „твердо знаю“ Ваши зрелые вещи, а юношеские давно не просматривал. Они-то и произвели на меня особенно сильное впечатление, не столько сами по себе, сколько в качестве портрета самого автора в юности, студентом, а то тоже и гимназистом старших классов, от которого начинает пахнуть табаком, умом, юмором и талантом. Прелукавый и пренаблюдательный гимназист, и неистощимый „выдумщик“, и знает себе цену. И нельзя немножко не пожалеть, что гимназист, выросши и возмужавши, много потерял из своей лукавой веселости».
Я все похварываю ~ не вижу, как прежде. — На это Кигн отвечал: «Многоуважаемый Антон Павлович, опытные люди утверждают, что старости нет, старость выдумала глупая молодежь. А Вам и подавно нечего стареть: Вы большое дарование, которое
долго не поддается старости.Это только кажется Вам, что Вы ничего не видите, что все в Ваших глазах одноцветное и серое. Все у Вас прежнее — и отличный русский язык, и техника, уверенная, сжатая и меткая („на плотине горлышко бутылки, от колеса падает черная тень, — и лунная ночь готова“), а что касается самого важного для крупного таланта — сметь быть правдивым, так это свойство у Вас растет. Вы смотрите жизни прямо в глаза, не мигая, не бегая глазами, думаете своей головой, не слушая, что говорят о жизни другие, не поддаваясь внутреннему искушению видеть то, что хотелось бы видеть. Это в искусстве самое трудное, а в авторах самое редкое. У Вашего глаза могут быть особенности, даже неправильности, но это неважно, если он зорок. Особенности — Ваш „букет“. Вы будете писать долго, много и все лучше — вот увидите! Опытные люди говорят, что старости нет, и я думаю, что они правы: может быть, человек, ощущая, что он делается немолодым, немного пугается новости положения и придает этому тревожное значение».
Накрохин в самом деле был талантлив. — Кигн спрашивал Чехова: «Знаете ли Вы книжечку недавно умершего Накрохина? Это был не человек, а несправедливо обиженный ребенок, какой-то „мальчик у Христа на елке“, но в своей сфере настоящий художник». Развернутую характеристику П. И. Накрохина-писателя см. в письме Чехова к М. О. Меньшикову от 2 октября 1899 г. в т. 8 Писем.
Я читал его «Идиллии в прозе»— С рассказами П. И. Накрохина Чехов познакомился в 1898 г., когда он печатался в «Книжках „Недели“». В 1899 г. в Петербурге вышел его сборник рассказов «Идиллии в прозе», который он прислал Чехову с дарственной надписью: «Глубокоуважаемому Антону Паловичу Чехову от автора» (
Чехов и его среда, стр. 266).
…он изображал ~ палисадничек, но в самый дом не решался входить. — На это Кигн отвечал: «Ваш отзыв о Накрохине не совсем верен. Он бывает не только в полисаднике жизни, но и в ее доме. Этот болезненный человечек уловлял ход жизни, ощущая движение ее струй, — струи добра и струи зла, и передал то, что видит, „деликатно“, почти робко, но с большой поэтичностью. Если случится, перечтите его „Стихию“».
